– Вы к кому?
– К Мокрых Всеволоду Ивановичу!
– Минуту! – Второй битюг набрал номер телефона: – Всеволод Иванович, к вам…
– Майя Шустрова, – подсказала посетительница.
– Госпожа Майя Шустрова, – официально повторил второй битюг, положил трубку и сказал: – Сейчас Всеволод Иванович спустится.
Майе это не понравилось. Но Всеволод уже бежал вниз по лестнице с максимальной скоростью, на которую был способен.
– Вот я к тебе и пришла! – во всеуслышание, звонко провозгласила Майя, оправдывая прозвище Звоночек.
Всеволод машинально оглянулся на охранников, те делали вид, будто происходящее их вовсе не интересует, но делали вид так старательно, что становилось ясно: очень даже интересует.
На лбу Всеволода выступила испарина. Нервным движением он потер ладони одна о другую:
– Может быть, выйдем во двор, поговорим?
– Мне стесняться нечего! – громко объявила Майя, теперь она смотрела на любовника с нескрываемым презрением. – У тебя ладони от страха липкие!
– Понимаешь, – лепетал Всеволод, – она ведь здесь тоже прописана и имеет все права на площадь. Она вернулась и…
Под прокурорским взглядом Майи Всеволод замолчал и понурил голову.
– Ты потный слизняк! – вынесла приговор Майя. – Открой мне дверь!
– Да-да, конечно. – Всеволод угодливо распахнул входную дверь. – Ты меня извини, Майя, я ведь тебя…
– Не надо! – перебила Майя. – Пойди домой и сразу прими душ, а то от тебя дурно пахнет! – И ушла от Всеволода навсегда.
Сводная сестра Майи Алина курила американскую сигарету «Кэмел», мелкими глоточками отхлебывала кофе и сочиняла при этом на компьютере очередную критическую статью на актуальную тему «Кино и галлюцинации». Что писала Алина, не понимал никто, но ее охотно печатали. Во-первых, Алина знала всех и вся, считалась модной журналисткой, а во-вторых, стыдно признаться, что не понимаешь написанного. Комната Алины была насквозь прокурена, как московский мужской туалет или лондонский паб.
– Открой форточку! – попросила Майя. – Здесь нечем дышать!
– Я прочла у одного писателя: «От свежего воздуха люди простужаются и умирают, а от затхлого – никогда!» Терпеть не могу проветривать! Ты уходила от Гуннара к этому, к Вячеславу… Менять шило на швайку!
– Он не Вячеслав. Он Всеволод!
– Я и говорю: Мокрых Станислав. Как можно спать с такой фамилией. Фамилия непременно накладывает на человека отпечаток. Мокрых! Ты что, русалка?
Майя знала, что спорить с кинокритиком – занятие абсолютно бессмысленное, и потому не стала возражать, а Алина продолжала вещать, не прекращая при этом насиловать компьютер:
– Вот был такой авиаконструктор Лавочкин. Если б появились пассажирские самолеты «Лавочкин», я бы никогда ими не пользовалась. Лавочки должны не летать, а торчать перед избами. Что ты нашла в этом мокром Всеволоде, отвечай!