Смерть на брудершафт (Фильма 3-4) (Акунин) - страница 39

Мысль была: присмотреться, кто из секретной зоны выходит, кто туда входит.

Ходил-выходил только один человек, всё тот же — бравый унтер-офицер с красной рожей. То бумаги в деревню понесет, то со свертком вернется.

Тимо успел покушать, подремать на солнышке, снова сел закусить (пива и снеди у него было запасено много).

Всякий раз, проходя мимо, унтер смотрел на него с завистью. Даже сглатывал. Знать, и ему хотелось пивка. Но Грубер до поры до времени человека не искушал. Служба есть служба. Зато когда, уже к вечеру, унтер вышел из ворот просто так, с трубочкой, и прошелся вдоль рощицы прогулочным шагом, Тимо вежливо пригласил:

— Гаспадин унтер-официр, пиво-зосиска?

По кожаной фуражке было понятно, что Тимо хоть и рядовой, но не простой, а из технического состава. Унтер-офицеру с таким сесть незазорно.

Краснолицый охотно согласился.

Познакомились. Выпили по паре.

Тимо достал пузырек с авиационным спиртом, разделил поровну, долил пивом. Это был русский национальный напиток, назывался «йорш», Kaulbarsch. Отрава страшной опьяняющей силы. Правда, сам Грубер никогда не пьянел, это у него было наследственное.

Он выпил колючий Kaulbarsch до дна, мерно двигая кадыком. Сплюнул. Вытер губы. Закусил редиской.

Унтер-офицер Земен Земеныч со звучной фамилией Зыч наблюдал за этими манипуляциями с уважением.

Уж и стемнело, а новые друзья все не могли расстаться. Они стояли у высокого забора и препирались. Семен Семеныч уговаривал приятеля продолжить приятную встречу и очень обижался, что тот не соглашается, хотя Тимо сразу согласился. Но унтер пребывал в той стадии опьянения, когда любишь всех вокруг и обижаешься, не чувствуя должной взаимности.

— У нас в Расее как? — говорил Сыч, держа перед носом палец, чтобы собеседник не перечил, а слушал. — Меня угостили, и я угощу, если вижу, что хороший человек. Вот ты, Тимоха, к примеру, хоть и чухна, а человек хороший. Так? — Грубер кивнул. — И я человек хороший. Или ты со мной не согласен? — Тимо снова кивнул, и унтер завершил свое логическое построение: — А как коли ты хороший человек и я хореший человек, то почему двум хорошим людям не выпить вторую бутылку?

Он показал на одной руке два пальца и на другой два пальца — получилось и убедительно, и наглядно.

— Надо фыпить, да.

— Вот. А ты спорил.

— Я не спориль. Я говориль, штоп фыпить, на сабор ходить, а сабор нельзя — часовой.

— Дурак ты, Тимоха, хоть и хороший человек. Семен Семеныч хитро подмигнул, палец прижал к губам и показал приятелю вот какую штуку: нагнул, вынул гвоздь из одной, только ему известной доски, отодвинул ее.