Прежнего спроса за выполнение нормы не стало, а склады при пилораме и так были до потолка забиты досками. У леспромхоза не хватало горючего, чтобы вывезти готовую продукцию.
Некогда четко отлаженная система эксплуатации рабского труда заключенных, созданная незабвенными «железными» наркомами НКВД Ежовым Берия, развалилась вместе со всей экономикой страны. Приставку «трудовая» можно было смело убирать из названия колонии.
Конечно, для законченных блатарей такая перемена значения не имела. Но для бедолаг, которые стали жертвой жестокой тоталитарной машины, безделье стало сущим адом.
Дни тянулись, как прилипшая к зубам жвачка. Казалось, срок не кончится никогда.
Струна принадлежал к первой категории.
— Шоферюга! Я тебе в следующий раз бензопилой башку подстригу! — орал он, наслаждаясь своим звероподобным рыком. — Третий день чифирь-бак заправить нечем. Не понимаю такого юмора!
Водитель лесовоза невозмутимо попыхивал сигареткой, иногда прерывая пламенную речь зека короткими вставками.
— Не завозят чаишко в магазин… — Водитель чуть растягивал гласные буквы. Этот характерный среднеуральский говорок разительно отличался от резкого выговора Струны, уроженца Смоленщины. — Какао есть, а чая нету.
— Ты что мне впаиваешь! — продолжал базар Струна. — Какое какао! Машку своей какавой отпаивать будешь, когда я тебя пошинкую!
Представление успеха не имело. Заключенные разбрелись по территории лесозаготовок, а у конвоя Струна уже в печенках сидел.
Старший выводного конвоя, сухопарый прапорщик, осипшим от весеннего холода голосом почти жалобно попросил:
— Кончай поганку наворачивать! Тошнит, Струна, от твоих воплей! Тебе же объяснил человек: нету чая в магазине. Где он тебе возьмет?..
Зек переключился на прапорщика:
— Здравия желаю, товарищ Феликс Эдмундович! Небось сам вечерком с сахаром вприкуску хлебаешь…
— Глохни! — чуть повысив тон, произнес прапорщик. Он отогнул полу шинели и расстегнул ширинку, намереваясь помочиться на колесо лесовоза.
— Унижаешь мое достоинство! — скорбно заметил зек. — Я с тобой беседую, а ты отливаешь! Беспредел ментовский!
Архипелаг ГУЛАГ!
Прапорщик молча сделал свое дело и, переваливаясь с ноги на ногу, медленно двинулся в сторону костра, где обрубщики сучьев жгли сосновые ветки.
— Нет, начальник, постой! — Струна нарывался на скандал. — Почему ты мной брезгуешь? У нас в России теперь демократия и свобода! А ты, сталинский выхухоль…
— Закрой ляпу! Оборзел, зэгара вонючий! — рявкнул начальник конвоя. Он пригнул лобастую голову и круто развернулся. — Вернемся в лагерь — Вепрю доложу!