ПАСТЕРНАК БЛ. Полн. собр. соч. Т. 7. Стр. 517.
У молодых Пастернаков есть жилье, они сыты. В годы, которые Анна Ахматова обозначила под пунктом № 2 в биографическом утверждении «пережила четыре клинических голода» (это были года, когда она действительно недоедала; во время войны и после ее знаменитого жданов-ского Постановления она жила жирно и сыто, как никто), семья Пастернаков не голодала. Женя, правда, была щуп-ловата, что шло вразрез с мужскими вкусами ее супруга, но над тем, куда бы отправить ее на поправку, ломать голову не приходилось – да просто-напросто к ее матери.
Та за причину признавала не скудость рациона, а напряженность нервов из-за не оправдывающего себя замужества («Женюрка, конечно, худенькая, раздражительная»). Меню, однако же, никаких нареканий вызвать не может: «Утром горячие оладьи на кислом молоке, яйца, кофе, в два часа – рыба, картошка, яблочные оладьи, какао, обед – уха, котлеты с макаронами, кисель… »
Существованья ткань сквозная. Борис Пастернак.
Переписка… Стр. 38.
У Пастернаков были средства на двух человек прислуги для обслуживания их троих. Хотя, пожалуй, сам Пастернак почти и не в счет: он делал много домашней работы. Женя была ленива, мнительна, бездеятельна, уже сам процесс управления прислугой был чрезмерно для нее тяжел и раздражал тем, что его не взял на себя кто-то другой.
Но в общем, жить было можно. Однако Федора, кстати, тоже с фамилией Пастернак, мужа сестры Бориса Пастернака, все же решили напрячь. Женя заслуживала большего.
« нам надо жить так, чтобы Женя поправилась и, главное, могла поработать, чтобы уяснить себе, человек ли она или нет (так высоко вопрос выставляется по интонации Жениных писем к Пастернаку – затеянных ею из привычки спорить и из желания заполнить пустоту отношений с мужем фантомом ее работы, таланта, независимости и несвязанности им), так как в жизнь она вступила, не успев себя полностью узнать и обнаружить»
ПАСТЕРНАК БЛ. Полн. собр. соч. Т. 7. Стр. 517. В жизнь – только семейную, потому что другой, самостоятельной, отдельной, у нее, к счастью, не случилось, – Женя вступила, всего лишь желая вступить в брак. В 1924 году у нее было все, о чем можно было бы (при наличии любви) желать: достаток, жилплощадь, ребенок, даже состоявшаяся поездка за границу (раньше Жене и до революции выезжать не приводилось, Борис вообще предоставил ей уровень жизни выше, чем был в ее семье), во время которой, впрочем, она впервые однозначно хотела обозначить их роли: ехала она, художница, а Борис – при ней, вроде компаньона, шаперона или еще кого-то более неудобного, не оправдывающего надежд.