— Что вы хотите, сеньор? Вы ведь уже утвердили приговор.
— Минуту терпения, господин Хосе. — Фернан подошел к заключенному почти вплотную, и кто-то из стражников испуганно заворчал, справедливо опасаясь за здоровье невысокого «василиска». Но чернокожий пленник не шевелился и держал руки на виду. В его карих глазах нельзя было прочесть ни тени эмоции. — Ты хочешь жить?
Тот ответил, когда молчание стало невыносимым:
— Все хотят. Мне рано уходить к лоа.[20] — Он говорил почти без акцента, но слишком уж растягивал слова. В глазах застыло ожидание.
— Что ты сделаешь, если я подарю тебе жизнь и свободу?
Спящее ожидание сменилось надеждой.
— Я буду служить вам. Жизни не пожалею, — выпалил пленник на одном дыхании.
Фернан обернулся к Рийне, но та неотрывно смотрела на чернокожего, и тот дал верный ответ:
— Клянусь лоа-не![21]
Ламия удовлетворенно кивнула:
— Он говорит правду.
— И ты не причинишь никому вреда?
— Не причиню. Клянусь!
— Господин Хосе, потрудитесь освободить этого человека. — Послав все в бездну Искусителя, Фернан решил рискнуть.
— Сеньор! — вскричал тот. — Этот человек опасен! И осужден!
— Что с того? Я отменяю приговор. Все бумаги по нему перешлете полковнику де Брагаре. Пока узник переходит под мою ответственность.
— Но что… — У судебного исполнителя просто не было слов. — Но что вы с ним будете делать? Ведь без цепей…
— Недавно я потерял слугу. Этот человек решил поступить ко мне на службу. Согласитесь, что я не могу держать лакея, у которого на руках цепи. Снимайте!
— Но на это потребуется время! Надо вызвать кузнеца и оповестить начальника тюрьмы!
— Чудесно! Мы никуда не торопимся и подождем, когда вы приведете заключенного на тюремный двор, — тоном, не допускающим возражений, бросил сеньор де Суоза. — Приступайте!
— А Церковь? Что мне сказать епископу де Лерро?
Казалось, что еще чуть-чуть — и господин Хосе заплачет.
— Что сказать? Скажите правду. Скажите, что я забрал этого человека.
Он подал руку Рийне, и они в одиночестве направились по тюремному коридору к выходу. Ошеломленные стражники, тюремщик и судебный исполнитель остались в камере, судорожно решая, как быть — рискнуть и освободить так напугавшего их чернокожего или же ослушаться приказа «василиска».
— Мне думается, что я совершил глупость, — недовольно пробормотал Фернан. Риск все же велик. — Надо же было тебе упомянуть о нем…
— Все будет хорошо, дорогой, — промурлыкала ламия. — Он говорил правду.
— Сейчас правда, завтра ложь.
— Насколько я могла понять, он поклялся духами предков… Эта клятва у народа, живущего у Дождливого Берега, нерушима. Теперь только ты можешь освободить его от клятвы.