— Где стащил?
Фрушка забавно наклонил голову: «А вам какое дело?»
— Вот видишь, тебе подарочек есть, Столпник несчастный! — сказал Влас и перебросил крестик Борьке.
— Господи, — прошептал и почему-то побледнел Борька.
— Ты чего? — удивился Влас.
— Господи! Господи! Ты понимаешь, что Фрушка наделал? — застонал Борька. — Теперь всю жизнь чужой крест на себе придется нести.
— Чего мелешь? Какой крест?
— Чужой! — испуганно бормотал Борька. У Влас насторожился:
— Да в чем дело-то? Говори толком!
И Борька рассказал. Есть примета такая. Никогда нельзя крестики подбирать: все несчастья, болезни от того, кто крестик потерял, к тебе перейдут.
— Вот отец покойный, к примеру, подобрал крестик — и сразу потерял работу. Значит, тот, кто крест обронил, а может, и специально подбросил, был безработным. Это уж точно. Мать не стала бы врать. Потом мать померла, а отец женился на мачехе. А если бы не она — до сих пор жил бы. Вот сколько несчастий, и все из-за одного крестика! Христом-богом прошу, давай выкинем крестик этот несчастный, пока не поздно!
Напрасно Влас пытался доказать Борьке, что крестик в его несчастьях ни при чем, но выкинуть крестик согласился охотно:
— Подумаешь — делов!
Выйдя из ворот, Влас хотел сразу выбросить крестик, но его остановил Борька — навстречу шел Валька Кадулин с большой бутылью темного раствора в руках.
— Вирфиксу ни слова! — шепнул Борька. — И вообще никому. Сглазить могут!
— Э-эх, темнота! — процедил сквозь зубы Влас.
— Вы куда? — спросил Вирфикс, громко сося конфету. — Ирисок хотите?
— За кудыкину гору! — рассвирепел не на шутку Борька. — Не кудыкай! Дорогу перебьёшь!
— Пошли со мной на рынок к отцу. Я ему проявитель развел. Батька нас всех вместе сфотографирует. Может, денег на пирожки с требухой даст! Пошли?
Предложение было заманчивым. Борька подмигнул Власу. Где, как не в толчее на рынке, крестик удобно выбросить!
— Пошли!
На рынке было людно. Протиснувшись между рядами, ребята прошли в самый конец рынка к «фотоателье Гранд-Электро», как важно именовал Валька предприятие отца. В небольшом закутке у забора висели простыня — «нейтральный фон» и две картины, написанные маслом на грубых холстинах.
На первой картине был изображен всадник в черкеске, с обнаженной кривой шашкой в руке и с дыркой вместо головы. Он ловко сидел на взмыленном коне, который, выпуская клубы дыма из ноздрей, несся по снеговой вершине Эльбруса. Кому же не захочется, зайдя за холстину, вставить лицо в дырку? Вряд ли найдешь мальчишку на земном шаре, который отказался бы от такого снимка. Особенно если внизу будет стоять подпись: «Привет друзьям из Пореченска!»