Тетя Нюра помнила коллективизацию и вроде бы не любила ее. Но она терпеливо относилась к голоду как к стихии. При Хрущеве она убирала у каких-то итальянцев, по всей видимости, в семье коммунистического корреспондента, и восхищалась чистотой квартиры, но что это были за итальянцы, она не разобралась.
Тетя Нюра пылесосит и говорит без остановки. Ничего не слышно. Поток подсознания, если выключить пылесос, наполнен непереваренными кусками молодости, сценами грубой жизни, недостатком сапог, сплетнями о других хозяевах, соседе-татарине, который показал ей член, подпалил балкон, воняло резиной от шин: татарин попал в дурдом. Она не озлоблена, она -- трудяга. Сын -- пьяница, недавно опух и умер, зато толковый племянник врезал мне как-то замок. Тетя Нюра взяла старуху-погорелку из своей деревни жить в квартиру, значит, добрая. Ее мечта иметь отдельную квартиру не осуществилась.
Она мне мила. Когда выпьет пару рюмок водки, разойдется, поет частушки и говорит неприличности. Я пытаюсь вникнуть в нее. Она -- честная, беспокоится за моего сына. Но закладывает мне его всякий раз, когда представляется возможность. Считаю ли я ее человеком? Сложный вопрос. Она, как жук, опрокинутый на спину, не понимает, что с ней происходит.
Если смоделировать реальность, в которой она живет, получится сказка испытаний. Их преодоление -- сплав усилий и чуда. Западный человек видит реальность как поле деятельности. Русский -- как сказочное пространство. Оно заселено существами, обладающими магической силой. Иногда эта сила равна нулю, иногда переворачивает мир. Сказочность внутреннего поля России -- в его принципиальной нерасшифрованности. Враги организуются как нечисть. Причины и следствия меняются местами. Завязываются зазеркальные связи. Сказка конспиративна. Черные кошки приравнены к проискам Провидения. Русский впускает в себя сказочное мышление и зависает на пороге двух миров, не находя покоя ни в жизнетворчестве, ни в созерцании. Самобытность русского мира -- в самопоглощении. Магический мир привлекает меня волшебными фантазмами и напрягает неспособностью справиться с колдовством. Россия интровертна в своих возможностях и экстравертна в своей беспомощности.
Герой насыщается за счет испытаний. Если я против них, я выламываюсь из сказки в несуществующее пространство. Агенты сказки, пособники и вредители: поп, солдат, депутат, царь, купец, разбойник, милиционер, немец, московский мэр, баба-яга, змей-горыныч, налоговая служба, девка, жена, начальник, хохол -- находятся на своих местах до меня и после меня.