— Ребята! — закричал Кашкин, отстегнув шлем. — Смена пришла. Где вы там?
Ответа не было.
Пока Гордон методически, по всем правилам освобождался от скафандра, Кашкин успел заглянуть в спальню, лабораторию, камбуз. Открыл дверь туалета и неизвестно зачем пустил воду из крана над раковиной.
Растерянная улыбка поползла по его лицу.
— Ты что-нибудь понимаешь?
Они еще не перешли на «ты». Кашкин счел момент подходящим.
Гордон подошел к бюро. Он увидел на раскрытой странице дневника дежурств готовую запись о сдаче и приеме станции. Она была помечена сегодняшним числом: оставалось поставить подписи.
Из камбуза доносился аппетитный запах обеда.
— А может быть, — произнес неуверенно Кашкин, — может быть, это входит в программу испытаний?
Среди практикантов ходили слухи, что для каждой пары стажеров подготавливался специальный сюрприз, чтобы посмотреть, как кандидаты в «лунатики» станут себя вести в неожиданной ситуации.
— Нужно допросить протоколиста, — быстро сообразил Гордон.
Он подошел к неширокому раструбу, выступающему из стены, щелкнул тумблерами «вопросы» и «ответы».
— Где Горышев и Дубровский? — громко спросил он.
— Горышев отправился ко всем чертям, — ответил протоколист. — Дубровский последовал за ним, — добавила машина после паузы.
— Что за чертовщина? — вытаращил глаза Кашкин. — Машина спятила!
— Когда ушли Горышев и Дубровский? — спокойно задал вопрос Гордон. Он говорил почти таким же ровным голосом, каким отвечала машина.
— Горышев — в 13.20. Дубровский — спустя десять минут.
Кашкин посмотрел на часы.
— За двадцать минут до нашего прибытия! Значит, они там, снаружи… Как же мы проглядели?
Он шагнул к входной двери.
Дверь не поддавалась. Кашкин сильнее дернул рукоятку. Тогда дверь произнесла:
— Застегнуть скафандр!
Кашкин досадливо крякнул.
Тут все вещи связаны сигнализацией — скафандры, дверь, протоколист, и, конечно, промах Кашкина уже зафиксирован где-нибудь на магнитной нити и войдет в обобщенную сводку его ошибок. Впрочем, пока это учеба, тренировка, первый день… Эти милые автоматы приучат Кашкина к необходимой автоматичности. Не в том ли смысл всей практики на станции — в конечном и, надо надеяться, суммарном балле?
— На площадке никого не было, — сказал Гордон. — Я внимательно оглядел ее с вихрелета.
Кашкин стоял посреди комнаты в скафандре, который он так и не успел снять.
— Надо послушать запись их разговоров, — сообразил он наконец. — Самых последних.
«Неплохая идея», — отразилось на лице Гордона. Разыскав счетчик времени, он стал крутить диски.
— Ставлю на 13.17.
Машина весело заговорила голосом Горышева: