Собирая со стола свои вещи, Кавалар нечаянно опрокинул сумку незнакомца, и оттуда выпала тонкая серо-желтая тетрадь. Не сумев преодолеть любопытства, он открыл первую страницу, исписанную мелким, аккуратным почерком. Скользнул по ней взглядом, зацепился за сложный узор и…
— И что? — раздраженно спросил я, когда пауза затянулась.
— Ничего, — ответила Проклятая, захлопывая книгу. — Это все.
— Как так — все?! — возмутился я.
История меня слишком захватила.
— Ты совсем не умеешь слушать? — рассердилась Тиф. — Я ясно сказала, что страницы вырваны и здесь не так много, как хотелось бы.
— Написана действительно глупость, — подала голос Рона.
— Ну конечно! — фыркнула Тиа. — Никак не можешь переварить историю о том, что обожаемый Ходящими Скульптор владел сразу двумя «искрами»? Поверь, так и было. И первый мятеж в Башне тоже был.
Рона не стала спорить:
— Из прочитанного тобой получается, что некто помог Скульптору стать Скульптором.
— А как, ты думаешь, мы стали Проклятыми?
Она наклонилась поближе и заговорила совсем тихо:
— Черкана нашла на стене комнаты Кавалара письмена. Там были плетения, с помощью которых мы пробудили новую «искру». Вполне возможно, что написанное было частью того, что находилось в оставленной Целителю тетради. Звезда Хары!
Она ошеломленно выпрямилась.
— Что?
— Бумаги Скульптора! То, о чем говорила Митифа! Кажется, теперь я знаю, как они выглядят! И, кажется, раньше они принадлежали кому-то другому.
— Осталась малость, — усмехнулся я, вставая. — Всего лишь найти их.
— Кем был тот Огонек? — спросила Рона.
— А я знаю? — возмутилась Проклятая. — Но голову даю на отсечение — этот парень был большим хитрецом. Остается лишь догадываться, какие цели он преследовал.
Они остались сидеть у огня, продолжая гадать, а я направился на очередной обход. Возможно, все это глупость. Возможно, я совсем свихнулся. Но у меня на примете есть один человек с седыми висками и темно-зеленой сумкой через плечо.
Этого солдата из отряда Водера звали Тиомом. У него была унылая физиономия фермера, водянистые глаза и веселый нрав. Язык, кстати говоря, у парня оказался без костей. Он трепался без остановки, перепрыгивал с одной темы на другую с легкостью блохи, меняющей дворовых собак, и порядком меня утомил.
Но я стоически терпел и, в отличие от всех остальных воинов, не посылал его в Бездну — за что сразу же стал своим в доску и «лучшим другом на все времена». Столь важная оценка не могла не порадовать Шена. Целитель едва сдерживал издевательский хохот.
Я мечтал о том, как при случае отвешу тумака бывшему ученичку Цейры Асани, и, не слушая Тиома, лишь иногда кивал.