— В черной матерчатой сумке под столом. Много, пачек двадцать. Но я их не брал, честное слово!
Следователь не выдержал и захохотал.
— Неужели вы думаете, что я вам поверю? — сквозь смех спросил он. Честное слово! Что стоит в наше время честное слово?
— Я не убивал Гордеева, — упрямо и тупо повторил я. Но добавлять «честное слово» уже не стал. Раз Артемьев его ни в грош не ставит…
Не дожидаясь, пока следователь вдоволь насмеется и, наконец, замолчит, я пошел в ванную, отыскал в стаканчике свою зубную щетку, уложил ее в футляр, взял с полочки полупустой тюбик пасты «Аквафреш».
Вернувшись в гостиную, я уложил футляр со щеткой и пасту в большой кейс, с которым раньше ездил в командировки.
Что еще? Ах да, бритва…
— Что вы делаете? — удивился следователь. — Мы ведь еще не закончили разговор.
— Собираю вещи в тюрьму. Не знаете, там можно электрической бритвой пользоваться или нужно брать безопасные?
— Почему вы решили, что я посажу вас в тюрьму?
— Потому что у меня нет алиби. Я, когда Гордей ожил, испугался так, что потом часа два бродил по улицам, до Днепра дошел… Но никто из знакомых меня не видел. И даже вернувшись к дому Гордея, я не показался старушкам во дворе, обсуждавшим происшествие, а пошел домой. Так что… Полотенце свое брать или там дадут?
— Успокойтесь, я не собираюсь вас арестовывать. Во всяком случае, сегодня, — обнадежил меня Артемьев. — Не знаете, у Гордеева были враги? — в очередной раз круто изменил он тему разговора.
Я опешил. Не собирается… во всякое случае сегодня… Значит, у меня есть надежда остаться на свободе? И те, кто преследовал Гордея и в конце концов убили его, не воспользуются замечательной возможностью упечь меня за решетку? А все потому, что я совершенно не помню те страшные слова, которые сказал мне Гордей. И тетрадку его не взял. Наверное, она еще опаснее, чем этот его «отблеск Истины»!
Я вдруг понял, что рассуждаю в точности, как Гордей. Я поверил ему! Да и трудно в такой ситуации не поверить…
— Вы меня слушаете? — потерял терпение следователь.
— Да… Нет. Точнее, не знаю.
— Что — да? И что — нет? — запутался Артемьев в трех соснах.
— Да, слушаю. Врагов, по-моему, нет. Но разве можно на подобный вопрос ответить наверняка? Раз Гордея убили… значит, могли быть.
Так приятно было произносить «убили» а не «убил»! Странно, но я не испытывал ни ужаса, ни какого-то горя. Видно, все эмоции выгорели еще вчера. Даже сегодня утром я еще считал себя убийцей. Своя рубашка все-таки ближе к телу. Меня волновала больше собственная судьба, чем Гордеевская. Да и нет у него уже никакой судьбы. Разве что посмертная…