– Вот и ты такая же, – обернувшись от окна, сказал Валера. – Приземленная.
– Слушай, – сказала я. – А ты никогда не пробовал делиться болью с человеком?
К моему удивлению, Валерий смутился.
– Пробовал, – признался он. – Один раз, в пятом классе. У меня тогда был чудовищный насморк, а Пашка Степанцов ходил гордый как первый индюк в космосе, оттого что его голос собирались записывать для радио…
– Помню!
Я рассмеялась – это действительно было смешно. То «пвеквасное далеко» мне, боюсь, не забыть никогда.
– Зато потом я провожал его к стоматологу. Ворвался в кабинет, сел в соседнее кресло и взял за руку. А потом все думал, куда бы, кому бы отдать такое счастье. Но у них там все было стерильно, никаких насекомых, поэтому теперь у меня во рту одна чужая пломба.
– И больше ты никогда не экспериментировал на людях?
– Больше никогда.
– А у того, что ты делаешь, есть какое-нибудь название.
– Наверное. Может быть, сочувствие?
– Валер… – сказала я, немного стыдясь собственных интонаций. – Мама последнее время замучила своими жалобами… Может быть, ты зайдешь к нам сегодня вечером?
– А он хороший мальчик, – заметила мама уже после Валериного ухода. – Почему ты не познакомила нас раньше?
– Не представлялось возможности, – ответила я.
На самом деле я знакомила их раз семь, просто у моей мамы удивительно избирательная память.
– Такой серьезный, – продолжила она начатую мысль. – Даже с женщинами старше себя здоровается за руку. И совсем не страшный. Я имею в виду, внешне. Только эти очки…
– У него с детства плохое зрение, мама.
– Очень жаль… – рассеянно произнесла она, думая уже о другом. – Почему-то я сегодня чувствую себя необыкновенно легко. Никакой тяжести, представляешь? – Она приблизила губы к моему уху, горячо и щекотно зашептала: – Знаешь, мне даже хочется снова немного потанцевать!
Она как прежде легко вспорхнула с кушетки и прошлась маленьким вихрем по кухне, выполнила несколько фуэте, широко вздымая полы теплого домашнего халата, прежде чем уперлась в мойку.
Неожиданно возмутилась:
– Надо же, вконец обнаглели! Средь бела дня!
По кафельной стене от мойки медленно ковылял большой коричневый таракан.
Мама быстро стянула с ноги шлепанец, привычно занесла для праведного шлепка и вдруг остановилась, раздумывая. Неуверенно позвала:
– Эль, убей ты. У меня, представляешь, рука не опускается. Он так хромает… совсем как я.
Поправила упавшие на лицо волосы, натянула шлепанец, сказала:
– Этот Валера… Передай ему, чтобы заходил к нам еще. Сейчас нечасто встретишь такого серьезного мальчика.
– Хорошо, мама, обязательно передам, – пообещала я.