То есть это он полагал, что лекция будет длинной. Меня, само собой, интересовало, как эти твари совокупляются. Но главным образом – с точки зрения численности их популяции. Кроме того, я знал, что Маххаим с самого начала вознамерился утаить что-то главное, так что… Так что лицом я изобразил вдумчивое внимание, а правой рукой спокойненько воткнул шашку оборотню в живот.
Боль оборотни воспринимают куда спокойнее, чем люди. Но все же воспринимают.
Внезапность удара вывела моего собеседника из равновесия. Не ожидал он. И не успел понять, что меч в животе – это как удар пяткой по татами. Способ отвлечь внимание.
Получилось отменно. Оборотень взвыл и отвлекся, а я нанес настоящий удар. На другом уровне. Вник прямо в середку клубящейся Тьмы.
И Тьма пропустила меня в себя.
Совсем неглубоко. Все-таки у нас разная природа. Вода и нефть не способны смешаться. Но сквозь узкую щелочку я кое-что увидел. Оборотную сторону Света. Другую вселенную. А между ними бритвенное лезвие Грани, на которой балансирует Душа. Грань, на которой не бывает тайн, и загадка Исхода так же ясна, как восход солнца. Но человеческий разум не в силах принять все тайны Создания, потому воплощенное не может коснуться вечности, не потеряв себя.
И я, Мастер Исхода Владимир Воронцов, непременно сошел бы с ума.
Если бы мой ум, мое самосознание (тяжелый, инертный груз – в этом трижды бесплотном мире) не остались далеко позади. Там, на границе клубящейся Тьмы – дыхания Иномирия, проникающего сквозь разрыв ткани Бытия.
Острое наслаждение и панический страх пронзили меня одновременно. Но страх оказался сильнее и выдернул меня из бесконечного мига Вечности.
Мой судорожный вздох был похож на вскрик. Приход был настолько силен, что я едва устоял на ногах. Что-то во мне рвалось наружу. Нет, не наружу – туда! Страх по-прежнему удерживал меня на краю бездны, но поселившееся во мне безумие было не слабее. Не хватало самой малости…
Так, балансируя на грани Бытия и Вечности, я прозрел смерть Пророка Шу Дама. Я прозрел ее в вялой и послушной памяти распятой на бронзовых гвоздях твари.
Я увидел чужого, беспомощно бьющегося в тисках чуждой силы. Я ощутил его боль – и она была мне сладостна. Я ощутил его бессилие и страдание. Я нырнул внутрь него и увидел его собственный мир, чуждый, противоестественный и еще более удивительный, чем этот…
Я, Маххаим, понял, что не властен над чужим, и боль его мне так же чужда и непонятна, как мир, из которого он пришел. Спасибо тебе, Могучий и Мудрый, что подарил мне жизнь и счастье! Подарил мне власть над