Моя любимая девочка (Серова) - страница 43

В глазах Ксении застыл самый настоящий ужас.

– Можно я закурю? – срывающимся голосом попросила она.

– Закурить, конечно, можно, – разрешил Мельников, пододвинул к Ксении пепельницу и даже вынул зажигалку. Потом добавил: – Вот вы сейчас покурите и подумайте, с кем вам лучше иметь дело – с милицией или с убийцами?

– С какими убийцами? Я-то вообще при чем тут? Это она проверяла там… Скорее не проверяла совсем. Это не я, я вообще другим занималась, – стала путано оправдываться Лисьева.

– Значит, вам известно, о какой именно проверке Белокопытовой идет речь, – заключил Мельников. – Ксения Валентиновна, давайте не будем больше прикидываться и честно все сообщим. Мы-то и без вас справимся, только вам в этом случае уже никто не поможет. В конце концов, от ваших показаний зависит ваша дальнейшая судьба и даже жизнь!

Мельников говорил настолько жестко, что даже у меня невольно пробежали мурашки по спине. Ксения Лисьева, вконец запуганная, судорожно сделала длинную затяжку и опустила глаза. Я видела, что она в отчаянии и сейчас лихорадочно раздумывает, признаваться ей или нет. Мельников выжидающе молчал. Вид у него был каменный и непроницаемый. Ксения досмолила сигарету и неловко затушила окурок в пепельнице.

– Но я действительно здесь ни при чем! – продолжала она гнуть свою линию.

– Вас пока никто не обвиняет в этом деле, – заметил Мельников. – Я просто прошу рассказать о махинациях, которые проводила Белокопытова. Вы же об этом прекрасно осведомлены!

– Ну да, Наташа рассказывала мне кое-что, – наконец заговорила Лисьева. – Но мне-то какое дело? Это на ее совести! Я же не обязана была сообщать об этом, тем более что она рассказала мне по секрету! К тому же никаких документов, подтверждающих ее слова, я не видела. Откуда я знаю, может, это просто ее бред, вымысел?

Лисьева отчаянно пыталась обелить себя, но и я, и Мельников уже поняли, что она сломалась и теперь расскажет все. Нужно лишь правильно задавать ей наводящие вопросы.

– Итак, Белокопытова делилась с вами подробностями дела «ЧП Мерзляев»? – уточнил Мельников и раскрыл блокнот.

– Да, – выдохнула Ксения. – Только не сразу, а после того, как ей стало известно, что… Что от их водки умерли люди. Она тогда пришла ко мне сама не своя, лицо белое-белое… Спирту попросила. Я ей налила, она чуть разбавила и залпом выпила. Я удивилась тогда страшно, потому что вообще-то не замечала, чтобы Наташа пила. И тут она мне призналась, что влипла по самые уши. Сказала, что Коробейников вызвал ее и приказал съездить в «ЧП Мерзляев». Что там якобы полная антисанитария и крысы. Но это все мелочи, и пусть Наташа на это внимания не обращает, поскольку они готовы заплатить крупную сумму. На крыс у нас вообще часто закрывают глаза, это же такая мелочь! – усмехнулась Ксения. – Ну, Наташка и поехала. Коробейников ей тридцать процентов обещал. Короче, она приехала и, не утруждая себя полной проверкой, подмахнула акт. А потом оказалось, что водка у них некачественная… Наташка сказала, что понятия об этом не имела, что Коробейников ни словом ее не предупредил… Он только про грязь и крыс говорил и чтобы она акт подписала и деньги взяла. Он уже и отстегнул ей, а потом вот выяснилась такая ерунда. Наташка говорила, что Коробейников орал на нее, спрашивал, какого черта она остальное не проверила, да что уж теперь сделаешь! И Наташка призналась, что боится до смерти, потому что она с двух сторон зажата: с одной Коробейников, а с другой милиция. Потому что ясно же, что, как только поднимут документы, всплывет тот пресловутый акт с ее фамилией…