“Вот вам и чудесные войска Алексея Петровича, всеми расхваливаемые,– заметил Дибич Бенкендорфу.– Какого успеха можно ожидать от подобной артиллерии!”
Но артиллерия эта впоследствии, однако, постояла за себя, и командир именно этой бригады, полковник Долгово-Сабуров, заслужил в Персии георгиевский крест. Сам Паскевич писал по взятии Эривани великому князю Михаилу Павловичу, что “ему, как генерал-фельдцейхмейстеру, конечно, приятно будет услышать о подвигах артиллерийских офицеров, которые покрыли себя славой в нынешней кампании уже при трех осадах”.
Прямо со смотра войска двинулись в поход, и начался трудный перевал через высокий снежный хребет Безобдала. Утро было прелестное. “Мы любовались,– говорит один из участников похода,– на снежные утесы Безобдала, поднимающие свои головы к небу из черного плаща окутывающих их лесов. Горы еще были покрыты снегом, и на белой пелене их красивыми световыми переливами ярко горели и играли лучи восходящего солнца. Самая вершина Безобдала скрыта была в облаках, которые, клубясь по всему гребню, уподобляли его огромному жертвеннику в храме вселенной. Безмолвная и пустынная долина серебряной скатертью расстилалась у преддверия этого храма, где человек является такой ничтожной точкой”.
Солдатам пришлось преодолеть неимоверные трудности. С первых же шагов на крутой Безобдал (“бес его дал” – толковали между собой солдаты), обозы и орудия остановились. Пришлось выпрячь лошадей и тащить тяжелые телеги и пушки на людях. Чем выше поднимались войска, тем более встречали снега и туманов и, наконец вошли в облака, где дорога идет над самым обрывом лесистой пропасти, казавшейся бездонной. К тому же погода с полудня, когда отряд еще не поднялся до половины горы, стала портиться, а к вечеру поднялась вьюга; ветер, дувший до сих пор навстречу, перешел в настоящий вихрь, повалил густыми хлопьями мокрый снег, перемежающийся с дождем, дрогнуло, загудело и застонало ущелье. Дорога окончательно пропала. Ночь захватила батальоны в горах, и они вынуждены были, среди суровой погоды, остановиться под открытым небом.
Нужно было удивляться терпению и мужеству, с которыми кавказские солдаты переносили трудный переход и эту адскую ночь; в рядах их только и слышались походные песни да веселые шутки старых солдат над молодыми, ежившимися от холода. И Бенкендорф восторженно говорит, об этом в своем донесении: “Довольно было одного слова, одного взгляда, чтобы целые роты бросались в воду и в грязь и на плечах вытаскивали обозы”. Николай Павлович своим царским словом почтил эту невидную, но исполненную трудностей службу кавказского солдата: офицерам, участвовавшим в походе, объявлено высочайшее благоволение, нижним чинам – по рублю, по фунту мяса и по чарке водки на человека.