Паскёвич от пленных узнал, что в сражении со стороны персиян участвовало до шестнадцати тысяч человек конных, а что пехота оставалась в двадцати восьми верстах, в Каразиадине, на пути к Чорсу. Туда-то, по безводным путям, изрезанным оврагами и укрепленным искусными английскими офицерами, и думал Аббас-Мирза завлечь русские войска. Он совсем не рассчитывал вступать в решительный бой на берегах Аракса, ни в каком случае не предвидел столь быстрой переправы пехоты и надеялся несоразмерно превосходным числом своих войск раздавить русскую кавалерию. Джеванбулакский бой разрушил все его расчеты.
В тот же день Паскёвич вместе с пехотой возвратился в свой лагерь под Аббас-Абадом, а на следующий день вернулась и кавалерия. В лагере Паскёвич узнал, что в то время, когда войска сражались под Джеван-Булаком, гарнизон крепости сделал сильную вылазку, но был отражен блокадной частью с большим уроном.
Джеванбулакская победа, лишившая осажденных надежды на всякую помощь извне, должна была повести к серьезным последствиям и стала предвозвестницей тех громких подвигов, которыми ознаменовал себя кавказский корпус в дальнейших событиях персидской войны: теперь Аббас-Абад должен был сдаться, а в случае сопротивления Паскёвич уже решил штурмовать его. “Завтра,– писал он великому князю Михаилу Павловичу, только что возвратившись из боя,– нам лезть на штурм и гнать неприятеля до самого сердца Персии. Исчезли скука и усталость. Победители мои веселы и счастливы. Одна невыгода, неизбежная в здешнем климате – больные в страшном количестве и умножаются с каждым днем”...
6 июля Паскёвич приказал поставить на главной батарее отнятые у неприятеля знамена. Трофеи принесены были в девять часов утра и, при залпе целой батареи, показаны персиянам. В то же время один из пленных, взятых под Джеванбулаком, отправлен был в крепость с известием о поражении Аббаса-Мирзы и с предложением коменданту безусловной сдачи. Комендант просил трехдневной отсрочки. Паскёвич отвечал отказом. Весь день продолжалась слабая стрельба из орудий, а вечером, едва в русском лагере пробили зорю, из Аббас-Абада явились парламентеры. Это были начальники двух батальонов: нахичеванского, Эксан-хан, и тавризского, Мамед-Риза-хан. Они привезли известие, что гарнизон сдается безусловно,– капитуляция немедленно была подписана. Обоим парламентерам оставлена была свобода и позволено жить в новопокоренной русскими области. Тавризский батальон и Бахтиары сдавались военнопленными: Эксан-хан от имени своего нахичеванского батальона просил, чтобы его послали на службу против персиян, так как он считал уже себя подданным русского государя.