Изыскивая сделать что-либо приятное русскому государю в ответ на подарок, шах повелел, чтобы гвардейский батальон джанбазов, расположенный в Тегеране, именовался батальоном Его Величества, императора Всероссийского, а один из батальонов азербайджанских – именем Паскевича. В то же время, чтобы дать своим подданным пример к возвращению русских пленных, шах приказал освободить даже нескольких женщин из своего гарема. “Такой беспримерный случаи – говорит Розен в донесении к Паскевичу,– изумил тегеранских вельмож и народ, но не вызвал среди персиян подражания”.
Вообще, пленные возвращались с большими затруднениями. В Казвине, еще на пути к Тегерану, Розену едва не силой пришлось освобождать многих несчастных, скрытых и запертых в тайниках при первом слухе о приближении русской миссии. Собрать всех пленных не было уже никакой возможности: многие были проданы туркменам и через десятые руки дошли до самой Хивы; немалое число их томилось в отдаленнейших провинциях Персии, где шахский фирман являлся гласом вопиющего в пустыне. А в Тавризе совершалось и нечто такое, что было прямой противоположностью размену военнопленных. Именно в последние дни замечено было, что персияне исподтишка склоняют русских солдат к побегам и что эти подговоры идут с каждым днем все с большей энергией. Были даже случаи открытого насилия, и нескольких солдат, захваченных поодиночке, увели в плен, а впоследствии или зачислили в шахскую гвардию, или продали в далекое безысходное рабство. Вспоминается при этом подвиг рядового ширванского полка Куксенки, который, в одном из подобных случаев, обнаружил замечательное присутствие духа и оказал русскому делу весьма серьезную услугу.
Однажды,– это было вечером 4 марта,– тавризскому коменданту дали знать, что несколько русских солдат задержаны персиянами в одном из домов, стоявших в самой отдаленной части глухого форштадта. Полицеймейстер с офицерским патрулем немедленно отправился туда, и солдаты были освобождены. На шум сбежалась между тем огромная толпа вооруженного сброда и напала на патруль; офицер был ранен, и слабая команда вынуждена отступить. Вот в это-то время двое рядовых, Куксенко и другой, имя которого не сохранилось, были отрезаны от своих и очутились среди толпы персиян. Товарищ Куксенки, оступившись, упал в какую-то яму, и хотя успел выскочить из нее, но уже без оружия. Тогда оба они бросились в первую попавшуюся хату и в ней заперлись. Персияне, окружив дом, потребовали, чтобы солдаты сдались, и, получив отказ, вломились в двери. Тогда ширванцы сделали почти невероятное дело. Выстрелив два раза из оружия и положив на месте двух персиян, Куксенко громко скомандовал самому себе: “На руку!” – и с криком “ура!” поднял на штык первого персиянина; затем он устремился в толпу и, прокладывая себе путь штыком и прикладом, не только отбился от сотен вооруженных людей, но успел провести сквозь остолбеневшую толпу и своего безоружного товарища. Геройский подвиг этот послужил достойным эпилогом к персидской кампании. Паскевич собственноручно надел на Куксенко знак отличия Военного ордена.