Шолом Фишер, коренной израильтянин, проработал на «Моссад» большую часть своей жизни, но до сих пор, в свои пятьдесят четыре года, продолжал оставаться рядовым сотрудником. Агентом, исполнителем, одним из тех, кто находился на побегушках у этого выскочки и блюдолиза Меера. Фишер всегда болезненно переживал это свое незавидное положение в организации, но все свои переживания держал внутри себя, не выставляя их напоказ. Для Вентайла, впрочем, как и для Меера, Фишера не существовало – в принципе.
Взять, к примеру, сегодняшний случай с бегством этой арабской девицы. Он, Фишер, мог запросто отличиться, всадив ей пулю в голову гораздо раньше, чем она успела бы причинить вред этому русскому профессору. А даже если бы и причинила, то что? Сейчас ситуация уж точно не была бы хуже, а из него не делали бы козла отпущения. Мало того что девка завладела его личным оружием в кабинете Меера, когда последний сам и отдал приказ бросить его, так она еще и заставила Рифе связать его и засунуть в рот вонючий кляп. И этот бесхребетник покорно исполнил все ее распоряжения. Зато теперь рвет и мечет. «Усильте поиски!» «Найдите ее и уничтожьте!» «Почему до сих пор нет никаких результатов? Вы что там баклуши бьете?» Он снова на коне. Живой и невредимый. А вот Сахейм, нашедший в себе силы проявить бесстрашие, погиб. И самое поганое в том, что уже через месяц никто не вспомнит, как эта сука метнула ему карандаш в глаз. «Кто такой Сахейм?» – «А тот парень, что работал в паре с Фишером. Парочка неудачников». И все. Больше ни слова.
– Ты чего приуныл, Шолом? – выдернул Фишера из невеселых размышлений его новый напарник Глейц, увлеченно крутя баранку и попыхивая зажатой в зубах вонючей сигаретой. – Смотри, какой вечер сегодня задался! Не жарко, и дождя нет – самое то.
– Я сегодня не в том настроении, чтобы наслаждаться погодой. К тому же, мы не просто так катаемся, Глейц. Ты не забыл об этом?
Глейц был на два-три года младше Фишера, и стаж его работы в «Моссаде» был значительно меньше. Он был небольшого роста, чрезвычайно подвижный, с длинными густыми черными волосами, быстрыми жестами и черными глазами, все время постреливающими по сторонам. Фишера раздражали вечная жизнерадостность и оптимизм этого человека. Из всех сотрудников «Моссада» он меньше всего хотел бы работать в паре с Глейцем, но, как и во всех предыдущих случаях, его мнения никто не спросил. Меер решил именно так, и точка.
– Да, я помню.
Глейц в очередной раз пыхнул сигаретой, и сидящий рядом на переднем сиденье автомобиля Фишер невольно закашлялся. В салоне уже скопился плотный дым. Фишер приоткрыл окно.