Впереди начинался крутой спуск с поворотом, и бронепоезд стал притормаживать. Это заметил Гумилев.
– Пора, Сергей? – спросил он, тоже впервые обращаясь к Голицыну просто по имени.
– Давай! – кивнул поручик. – Отряд! Всем приготовиться, гранаты к бою, у кого остались!
Гумилев потянул на себя ходовой рычаг дрезины, резко увеличивая скорость. Мотор взвыл на предельных оборотах, жадно допивая последние капли горючего. Вскоре буфера заднего вагона и мотодрезины с лязгом столкнулись, а за пару секунд до этого на бронеплощадку вагона, прямо под пулеметный каземат, влетела связка гранат. Грохнул взрыв, затем еще и еще один. Пулеметную турель перекорежило, веер осколков прошелся по поверхности бронеплощадки, на которую с дикими воплями стали перепрыгивать пластуны.
Право, натуральный абордаж получился, только не морские волны были вокруг, а вечерние поля и перелески галицийского Прикарпатья.
Ворвавшиеся на задний сегмент бронеплощадки пластуны начали ожесточенную рукопашную схватку с босняками поездной обслуги. Схватка шла жестокая, практически без стрельбы, ножи в ножи: на близком расстоянии и при сильной тряске карабины с винтовками несподручны.
Поручик Голицын оказался на бронеплощадке одним из первых, и на него сразу же насел здоровенный босняк в мундире ефрейтора. Противник, доставшийся Сергею волею судеб, был тяжелее и физически сильнее поручика, но в рукопашке ни первое, ни второе ничего не решают – это не поднимание тяжестей и не пахота. Важна скорость, резкость и техника, которой Голицын владел не в пример лучше. Босняк бросился на поручика с выставленным вперед артиллерийским бебутом, словно бешеный бык на матадора, изначально и безнадежно теряя балансировку. Сергей, мягким полуоборотом уйдя от удара и схватив нападавшего за запястье неуклюже выставленной руки с полуметровым бебутом, дал его собственной инерции довершить остальное: пронести тяжелую тушу мимо себя. Ефрейтор с диким воем полетел с площадки, а Голицын двинулся дальше, в самую гущу схватки.
Голицыну вдруг показалось, что Ибрагим Юсташев и остальные пластуны-кавказцы действуют не так решительно, как прежде. Норовят не зарезать противника, а выбросить его с площадки живым.
Гумилев уже выбирался на крышу пулеметного каземата, чтобы двинуться дальше – к штабному вагону, но там на него дружно навалились сразу трое. Николай успел подсечь ногу одного из нападавших, который тяжело грохнулся на крышу каземата. Пока он падал, Гумилев, поворачиваясь ко второму, добавил первому мощный удар ногой в промежность. Упавший схватился руками за свои причиндалы, засучил ногами, зарычал от режущей боли.