Дипломатической изощренности не потребовалось.
– Хочешь заработать впятеро больше, чем обычно? – задушевно спросил ее Голицын. Он почему-то был твердо уверен, что «черная моль» тревогу не поднимет и выдавать их не станет.
– А то! – без всякого удивления откликнулась шлюшка. – Пан русский? Пан желает развлечься?
– Натурально, русский. Развлечься, это точно, – рассмеялся Сергей. – Красуля, тебе австрияки по нраву?
– Австрияки? – повела она плечами. – Та шоб им ежака против шерсти родить, трясця их маткам! Шмуки жадные, шмендрики…
Точно, из евреек. Местечковый идиш ни с чем не перепутаешь.
– Купле дрек! – темпераментно продолжила шлюшка, сравнивая австрийцев с куском того, что плескалось сейчас в «ночном горшке» полковника Хейзингера. – Ото ж, когда туточки паны русские официеры стояли, – она закатила глазки, – то ж было иньше! Шановные, щедрые паны!
Поручик только внутренне вздохнул: точно, стояли в Галиции русские. Пока их не выбили отсюда прошлым летом. Теперь вот отвоевывать придется. Но память о себе русская армия оставила добрую.
– Денег у меня и товарища, – Сергей повел рукой в сторону также выглянувшего из укрытия Щербинина, – нет. Да и зачем тебе русские деньги здесь? Но вот тебе аванс.
Он протянул шлюшке «Мозер», свои позолоченные швейцарские часы.
– Га?! – удивилась она, нисколько, впрочем, не испугавшись при виде изуродованного лица Щербинина. – Таки шо ж я должна зробить за такэ?
– Да ничего особенного. – Голицын кивнул в сторону вокзального шалманчика, откуда доносилась разухабистая мелодия и хрип паршивенького граммофона. – Там, внутри, австрияки есть? Офицеры?
– А як же? Трохи есть. Бимбер лакають, а на девушек не глядять! Шкотцен шмуки…
«Вот и прекрасно, что вредные дураки, – подумал Голицын. – Дураки-то нам и нужны! А если пьяные, так и вовсе замечательно. Бимбер, тутошний самогон, пьется, как стакан гвоздей, зато по голове бьет не хуже винтовочного приклада!»
– Звать-то тебя как? Маргарита? Тогда слушай, Маргоша, меня внимательно…
Инструктаж занял минуту. Девица кивнула:
– Тильки вы их до смерти не вбивайте! А то ж выйдет, шо я на смерть заманила… Це не дило… Грех!
– Ну, мы ж не звери-крокодилы, – успокоил ее Голицын. – На кой леший нам их убивать? Давай, подруга, мухой! Время не ждет!
Итак, наживка на крючке. Но клюнет ли рыбка?
Клюнула, куда б она делась!
В шалманчике было грязно, накурено и шумно: хрипучий граммофон надрывно играл какой-то бравурный марш. Маргоша сразу нацелилась на двоих австрийских унтеров, сидевших за кособоким столиком. Оба были с недавно подошедшего из Гримайлово эшелона, который должен был отбывать в сторону фронта только поздним вечером. Один, чех, служил телеграфистом маршевого батальона, другой – писарем того же батальона, он был мадьяром, так что разговаривали они друг с другом на удивительно скверном немецком языке. В рамках двуединой империи Габсбургов чехи и венгры не сказать чтобы шибко друг друга любили, жили два этих народа, как кошка с собакой. Но нет правил без исключений: эти двое, чех Франтишек и мадьяр Пишта, похоже, приятельствовали. Может быть, этому способствовала почти приконченная парочкой бутылка шнапса, то есть реально – того самого шестидесятиградусного бимбера, даром, что ли, один из самых популярных международных тостов – выпьем, это сближает!