Лицо моего новоиспеченного хозяина исказила недовольная гримаса, но он тут же открыл глаза и посмотрел на меня. Коснулся дрожащей рукой повязки на голове.
– П-подай п-платье!
– Входите в роль? – ухмыльнулся я, собирая, однако, одежду графа и бросая ее на постель.
– И т-тебе с-совет-тую! – проворчал Тассел, путаясь в рукавах камзола. – У м-меня н-н… ннн…
С речью у него стало совсем плохо. Не в силах слушать это мучительное «ннн», я подошел к столу, взял лист бумаги с «вечным» пером и вручил графу.
– Не насилуйте себя.
Граф смерил меня раздраженным взглядом, однако спорить не стал. Сердито написал: «У меня нет никакого желания давать объяснения по поводу того, как у такого подозрительного типа оказались дорожные бумаги, подписанные моей рукой!». Буквы были резкие и неровные, точно царапины.
Прочитав записку, я скомкал её. Надо признать, Тассел прав. Если я буду вести себя, как разбойник с большой дороги, это навлечет подозрения. Конечно, на солдат регулярной армии, наемников всех мастей и дворянчиков, прибывших в Наол в надежде вволю позвенеть шпагами, внимания можно не обращать. Но где военные действия, там всегда действуют неприметные и очень любознательные молодцы из Второго департамента Ура. А с этими лучше не связываться.
– Вы правы, граф, – я медленно кивнул. – Даю слово, что отныне буду вести себя, как подобает слуге.
– Ваше с-слово? – граф Тассел слабо улыбнулся; левая щека задергалась.
– Поверьте, оно дорогого стоит, – с видом воплощенного достоинства соврал я. – Извольте, ваши сапоги.
Наол мне сразу не понравился.
Этот город, упакованный в периметр толстых кирпичных стен, окруженный дополнительными шанцевыми укреплениями, во все стороны ощетинившийся дулами пушек, будил во мне что-то вроде страха закрытого пространства. Каменная ловушка – легко войти, но трудно найти выход.
Стоящий на пересечении торговых путей, Наол так часто переходил из рук в руки, что в свое время его именовали не иначе, как Разменная монета. Все изменилось в ходе последней войны между вечными соперниками – Уром, Блистательным и Проклятым, и Республикой Лютеция.
Именно тогда Разменная монета решила исход многолетней военной кампании и окончательно осела в «кармане» Ура.
Столкновение двух гениев, двух герцогов, двух непримиримых врагов – Виктора Ульпина и Роланда Дюфайе – по праву вошло в трактаты по военному искусству. Это была война не пушек и батальонов, но маневров, засад и тактических ухищрений. Зная, насколько искусен Ульпин в организации обороны, и не имея значительного превосходства в силах, герцог Дюфайе не решился атаковать первым. Вместо этого лютецианский главнокомандующий навязал уранийцам войну на своих условиях. Дюфайе располагал несколькими туменами наемной черемисской кавалерии, быстрой и неуловимой, как ветер, и использовал её, чтобы измотать противника. Отряды рейдеров рыскали по тылам уранийской армии, нападали на обозы и небольшие отряды, уничтожали фуражиров и перехватывали курьеров.