Когда Осип Герасимович предложил использовать для решения некоторых вопросов ксендза одного из костелов, Волков сначала отнесся к этому с некоторой долей недоверия. Нет, ему, конечно, приходилось иметь дело с католическими священниками, но чем здесь, в Немеже, может помочь русским разведчикам местный пробст?
Как оказалось, цепочка длинная и сложная – жена Осипа хорошо знала подругу экономки пана ксендза. Соблюдая целибат – обет безбрачия, – тот не мог жениться, но имел много лет экономку, являвшуюся, по сути, его женой и матерью его детей. Хозяин явки ручался за порядочность и патриотизм ксендза и его экономки и через ее подругу договорился о том, чтобы они помогли.
Среди прихожанок костела оказалась одна пожилая женщина, много лет работавшая в замке еще при богатых до сумасшествия польских князьях. Поскольку она прекрасно ориентировалась в замковом хозяйстве – достаточно сложном и запутанном, – немцы ее не выгнали. Отличаясь набожностью и умением держать язык за зубами – иначе ей не удалось бы столько лет состоять на службе при князьях, не любивших разглашения своих дел: амурных или политических, финансовых или семейных, – бывшая княжеская служанка, пришедшая на исповедь, услышала от пана ксендза несколько странную просьбу, но твердо обещалась ее исполнить.
И вот сейчас Антон сидит в гостиной экономки и ожидает прихода старой служанки, разговаривать с которой ему придется через ширму. Но это ничего: в шелке множество мелких дырочек, и он увидит собеседницу, а вот она не сможет потом узнать говорившего с ней человека.
«Тайны мадридского двора, – усмехнулся Волков, – княжеские служанки, ксендзы, ширмы, экономки. Рассказал бы кто, я ни за что не поверил бы… А Осип Герасимович молодец, четко организовал свидание».
– Прошем пана, – хозяйка поставила перед ним маленькую чашечку с желудевым кофе. Отхлебнув, Антон почувствовал горьковато-приторную сладость сахарина.
– О, это Катаржина, – услышав слабый звонок в передней, поднялась с дивана хозяйка. – Пусть пан остается на месте. Я посажу ее у стола.
Вернулась она с рослой старухой – по-крестьянски ширококостной и крепко сбитой, несмотря на тепло, покрытой широким клетчатым платком. Присев на стул, Катаржина положила перед собой завернутый в плотную бумагу пакет.
– Что это? – наливая ей кофе, поинтересовалась экономка.
– Пан ксендз просил, – старуха с благодарностью взяла чашку и отодвинула сверток от себя. – Мне скоро возвращаться, немецкие паны очень не любят, когда я долго отсутствую.
– Хорошо, – согласилась хозяйка. – Здесь один человек, который хотел побеседовать с вами.