– Вот чек на отделение швейцарского банка в Марселе. Чек будет лежать в перчаточном отделении машины.
Пит взял листок – чек выписан на его имя, а от суммы захватило дух.
– Дай сюда, – забрал у него чек давний знакомый, – сначала дело!
– За такие деньги я готов отправиться в джунгли и притащить твою телегу на себе, – умильно улыбаясь, заверил пианист. В голове у него звенели колокола и пели ангельские хоры от выпитого виски и написанной на чеке суммы. И неизвестно, что больше опьяняло.
– Т-с-с! Придержи язык! – слегка стукнул его кончиками пальцев по губам человек в светлом костюме. – Кругом уши!
– Да-да, я понял, – замотал патлатой головой тапер. – Ты уже уходишь? Может, еще по рюмочке, а?
– Хватит, – отказался так и не притронувшийся к спиртному давний знакомый. – Пока, жди звонка.
Похлопав на прощание по плечу пианиста, он неслышной упругой походкой вышел из зала, ловко лавируя между столами с поставленными на них перевернутыми стульями.
Тапер с сожалением поглядел на опорожненную бутылку.
– Пит! Кончай лакать! – закричал «балетмейстер», вновь выстроивший кордебалет. – Садись за инструмент, давай сначала.
Пианист подчеркнуто твердо прошел к сцене, сел, начал играть, забыв про западающие клавиши и сдвинутые молоточки, запах пота и дешевой пудры. Перед глазами у него стояло название банка и сумма, вписанная в чек человеком в светлом костюме. Скоро старина Пит пошлет к дьяволу ночной бар «Изабелла», надо только набраться терпения и дождаться обещанного телефонного звонка...
***
После репетиции и бесплатного обеда он сел в свою колымагу с помятыми крыльями. Следом за ним тихо тронулась притаившаяся в переулке машина группы наружного наблюдения армейской контрразведки, но пребывавший в радужном настроении Пит ее не заметил...
Когда заскрежетал ключ в замке двери карцера, шептавшиеся заключенные отпрянули друг от друга и быстро разбрелись по углам. На пороге появились надзиратель и солдаты охраны.
– Выходи по одному! – приказал надзиратель.
Заключенные повиновались. После слепящего, проникающего даже сквозь сомкнутые веки света карцера, в галерее тюрьмы показалось темно и перед глазами поплыли радужные круги, а у Латура даже потекли слезы. Надзиратель снял с заключенных наручники, буркнув, что господин начальник тюрьмы проявляет мягкосердечие.
Заключенных привели в канцелярию, где за столами сидели два офицера. Старший по званию встал и, поднеся поближе к глазам бумагу, прочел, что участвовавших в драке и беспорядках по решению начальства переводят до суда, должного определить им наказание, в тюрьму с усиленным режимом.