— Наверное, горничные тут у них за это получают какие нибудь премиальные. Ночью тоже была «уборка не вовремя». Горничная Лойго явилась ко мне в номер без стука, сначала что то лопотала о мини баре, белье и полотенцах, потом предложила господину расслабиться.
— Господин расслабился?
— Я ее выгнал. Запер дверь.
— Лойго хорошая, господин доволен.
— Ты докурила? Пойдем, пора.
Они спустились пешком, не встретили ни единой души в коридоре и на лестнице. У крыльца стоял вчерашний джип. Шофер, тот же молодой шамбал по имени Фазиль, приветливо улыбнулся.
— Сегодня погодка ничего. Даже вон солнышко проглядывает.
— Да, надо будет погулять, посмотреть ваш город, — ответил Дима, усаживаясь рядом с Соней на заднее сиденье. — Фазиль, вы местный?
— Конечно, я здесь родился.
— Случайно не знаете, что такое Лойго?
— У у, это жуткое чудовище из древних шамбальских сказок. Злой дух, демон в красивом обличии. В Лойго превращаются девушки, если умирают незамужними. Лойго меня в детстве бабушка пугала, когда я не слушался. Они вроде ваших русалок, но только обитают не в воде, а в степи. Смертельно опасны как для мужчин, так и для женщин.
Берлин, 1922
Федор впервые в жизни очутился за границей, но после нескольких суток в поезде ему показалось, что он просто вернулся в прошлое, в большой европейский город, такой, каким была Москва до семнадцатого года. Чистые ровные улицы, автомобили, трамваи, велосипеды, хорошо одетые прохожие, женщины в шелковых чулках и туфельках, мужчины в начищенных ботинках, с гладко выбритыми лицами. Кафе, магазины, банки. Запах бензина, духов, угольного дыма. Из булочной пахло горячим хлебом, из мясной лавки — мясом, из пивной — пивом. В соборах звучала месса, в танцевальных зальчиках — джаз. В домах работали лифты, канализация была исправна. Вечером зажигались фонари на улицах и лампы в окнах. Ни одного разбитого окна. Никто не грыз подсолнухи, не плевал на тротуар, не справлял нужду во дворах и парадных.
Ко всему прочему, тут было теплее, чем в Москве, никакого снега, и солнце к полудню пригревало уже по весеннему.
Потом, немного привыкнув, он стал замечать очереди за пособием по безработице и бесплатным супом. Роскошь готики и барокко, продувной, холодный простор площадей, уют проходных дворов, отделанных мелкой керамической мозаикой, особенный прусский дух порядка и внешней благопристойности во всем, даже в модном авангардном искусстве, даже в нищете и разврате.
Германия проиграла войну и переживала далеко не лучшие свои времена. Унизительный Версальский мир, падение марки, рост цен, экономический кризис, настолько серьезный, что из за него в стране было объявлено чрезвычайное положение. Но этот упадок по сравнению с тем, что творилось в России, казался процветанием, образцом благополучия.