Бокий, выдавая ему под расписку солидную сумму в немецких марках, сказал:
— Это на твои личные расходы. Еда, жилье. Возможно, придется съездить еще в какой нибудь город. Купи себе приличную одежку, обувку. Не скупись. Ты должен выглядеть респектабельно.
За медикаменты деньги переводились отдельно, через банк, по безналичному расчету. Все наличные марки принадлежали Федору, он мог распоряжаться ими по своему усмотрению.
Постепенно мысль о ботинках затмила все. Новые штиблеты терли. В поезде разносить их не удалось. Федор не мог прогуливаться по вагонному коридору, он старался не вылезать из купе, чтобы лишний раз не встречаться с Радеком.
Пятки горели, он чувствовал, как вздуваются пузыри. Сбавил шаг, стал прихрамывать, наконец остановился у парапета, закурил. Судя по карте, идти осталось совсем немного. Но каждый шаг был пыткой.
Солнце спряталось, вода в Шпрее показалась мутной и грязной, прямо над головой, на ветке молодой облетевшей липы, хрипло, зло, словно проклиная кого то, раскаркалась ворона.
«Не кого то, а меня она проклинает, — подумал Федор, — зачем я вру себе? Угрозы Радека не пустой звук. Если я не позвоню по номеру, который он мне дал, меня убьют. Если позвоню, все равно убьют, либо люди Радека, как только получат информацию, либо потом, в Москве, расстреляют за предательство. Но пока я не узнаю, что это за информация, все равно не смогу принять никакого решения. Сначала надо понять, о чем речь, потом я обязательно что нибудь придумаю. Главное — дойти до аптечной конторы».
Ворона все каркала. Подняв голову, Федор увидел ее. Черная крупная птица смотрела на него сверху блестящими умными глазами.
«Если сейчас замолчит и улетит, я справлюсь и выживу. Если нет, я погиб», — загадал Федор.
Он изо всех сил тряхнул тонкий ствол, крикнул: «Пошла прочь!»
Ворона сорвалась, тяжело хлопнула крыльями, улетела, но продолжала каркать на лету, еще громче и страшней.
— Противные птицы, я тоже их не люблю, — произнес рядом тяжелый глубокий бас по русски, с сильным кавказским акцентом.
Федор оглянулся. Позади, в двух шагах от него, стоял плотный усатый мужчина в черном пальто и круглой барашковой шапке. Усы были чрезвычайно пышные, угольно черные, с тонкими серебряными нитями. Кончики торчали вверх. Большие, навыкате глаза смотрели на Федора в упор, не моргая. Под глазами висели мешки в красноватых прожилках, лицо выглядело несвежим, отечным, как после крепкой попойки.
«Нет, он не пьет, но ест много соленого, а почки у него нездоровые, и щитовидная железа не в порядке», — машинально отметил про себя Федор и сказал по русски: