Официальной целью командировки считалась покупка новейших дорогих лекарств для кремлевской аптеки. Бокий несколько раз повторил, что никому, даже Михаилу Владимировичу, нельзя говорить, зачем он едет на самом деле.
— Владимиру Ильичу можно сказать? — спросил Федор.
— Только если он сам заведет разговор об этом, — ответил Бокий.
Но вождь о командировке не произнес ни слова, словно вовсе не знал о ней.
— Ну, как там поживает злодейская пуля? — спросил он с глухим смешком, когда Федор прощупывал твердую липому над правой ключицей.
— Все так же, Владимир Ильич. Размер и консистенция не меняются.
Федору очень хотелось забыть тридцатое августа восемнадцатого года, жуткий спектакль с покушением и все, что за ним последовало. Но вождь не давал забыть. Липома, по молчаливому согласию испуганных врачей признанная застрявшей под кожей злодейской пулей, очень беспокоила Ленина. Ему казалось, что она растет. Он опасался, что она может переродиться в злокачественную опухоль. Всякий раз, когда речь заходила об этой «пуле», Федор пытался уловить в голосе, в глазах вождя нечто похожее на раскаяние. Сейчас нервный глухой смешок показался ему очевидной попыткой скрыть смущение.
Застегивая сорочку, Ильич вдруг перешел на французский. В последнее время он читал французские медицинские справочники и учебники, ему удобней было пользоваться французской терминологией.
— Что такое обсессии? — спросил он.
— Осада, блокада. Кажется, это общее определение для целого ряда навязчивых состояний. Непроизвольные мысли, воспоминания, фобии, тягостные, болезненные. Их объединяет то, что они приходят как будто извне и от них невозможно избавиться, — медленно, тоже по французски произнес Федор.
— Да, именно так, — кивнул Ленин, — песенка моя спета, роль сыграна. Молчи, не утешай. Наизусть знаю все, что ты скажешь.
За обедом никого чужого не было. Надежда Константиновна и Мария Ильинична мрачно молчали. Вероятно, поссорились, это случалось часто. Вождь с аппетитом ел гречневую кашу и вдруг, отодвинув тарелку, произнес, ни к кому не обращаясь:
— Конечно, мы провалились. Мы думали осуществить новое коммунистическое общество по щучьему велению. Но это вопрос десятилетий и поколений.
— Володя, это не ты, это болезнь в тебе говорит, — сурово заметила Крупская, не поднимая глаз от тарелки.
— Надя, дорогая, болезнь говорить не может, — вождь хмыкнул, — как раз наоборот, болезнь скоро заставит меня молчать. Но пока я владею речью, позволь мне выражать свои мысли и чувства так, как мне угодно.
— Тебе угодно нести вреднейший, опаснейший контрреволюционный антимарксистский бред! — Крупская вскинула голову. — Ты говоришь как враг, Володя, опомнись!