Здесь оказался кинжал, вещмешок Лаэн, арбалет морасских мастеров, добытый нами в драке с гийянами, пришедшими по нашу душу, моя поясная сумка и, о чудо, — потерянный в бою возле дома Йоха метательный топорик. Ему я обрадовался точно старому другу. Как-никак, этот у-так[14] вместе со мной еще со времен войны в Сандоне. Я успел сродниться с ним, и его потеря меня несказанно огорчила. Колдуньи, сами того не желая, смогли преподнести мне подарок.
— Забирайте и проваливайте, — распорядился гвардеец.
Я засунул топорик за пояс, подхватил лук и, дождавшись жену, отправился в сторону врат. По дороге ждал, что нас окликнут и обязательно остановят, но ничего подобного не произошло. Солдаты не обратили на нас никакого внимания. Сделав последний шаг, я вышел из Башни.
Остановился, вдохнул полной грудью ночной воздух.
Душно. Кажется, будет гроза.
На каменной скамейке, забравшись на нее с ногами, сидел Лук, остервенело грыз яблоко и одновременно что-то пытался втолковать мрачному Га-нору. В какой-то момент он бросил взгляд в нашу сторону и заорал, перебудив всех Ходящих в округе:
— Ну, наконец-то, лопни твоя жаба! Я уже начал думать, что вас съели!
— Вижу, Уг хранит вас, — поприветствовал северянин, когда мы подошли.
— Вроде того, — ответил я. — Хотя сомневаюсь, что твоему богу есть дело до таких, как мы.
— Он ценит хороших воинов, какой бы веры они не были, — невозмутимо ответил рыжий.
— Не знаю насчет Уга, — Лук зашвырнул огрызок яблока в кусты. — Но я ужасно рад вас видеть, лопни твоя жаба!
Удивительно, но на этот раз я мог сказать ему то же самое.
Я был ужасно рад их видеть, лопни твоя жаба!
Нара за три до рассвета горизонт расцвел бутонами зарниц. Яркая череда вспышек безжалостно разорвала бархат ночи, заставляя стоящих на стенах стражников прикрывать глаза и шептать молитвы Мелоту. Спустя несколько минок, до Альсгары доползло ослабленное расстоянием ворчание разбуженного грома. Ненастье стремительно надвигалось с востока, все ближе подступая к спящему городу. И, наконец, небеса разверзлись, обрушивая на землю потоки воды.
Гроза с громом и молниями бушевала до самого утра, а затем ушла в море, оставив после себя низкие свинцовые тучи и бесконечный дождь, промочивший все, к чему ему удалось притронуться.
Тиф стояла возле разбитого окна, глядя на деревья в заросшем саду. По листьям умиротворенно шелестели капли, и от этой безмятежной картины Проклятой становилось еще тошнее.
Она ненавидела такую погоду. В последний день битвы под Брагун-Заном все было точно также. Тогда льющейся, точно из ведра, воде радовалась только Гинора. Холера всегда была веселой и неунывающей, и это свойство характера учительницы Ретара вечно раздражало Тиа. Теперь-то она может себе признаться, что просто завидовала рыжей, не умея находить радость в простых приятных мелочах.