– Разве ты когда-нибудь видел черные звезды? – спросила Джи, делая вид, что рассматривает письмо.
– Нет, но я могу их себе представить.
– Ты можешь еще что-нибудь представить себе похожим на черные звезды?
– Да, зрачки глаз Доры. Дора хорошенькая, на нее тоже приятно смотреть.
– Мой друг, ты рано начинаешь!
– Что рано? Можно съесть еще сухарик?
– Да, но ты испортишь себе аппетит к завтраку.
– К нашему завтраку не дают сухариков и такого варенья, так что это ничего.
Съев сухарик, он спустился немного со стула и припал головою к плечу Джи. Эта детская ласка обдала ее волной нежности.
– Почему вы выбрали эту лиловую шелковую кофту? – спросил он, теребя оборку ее жакетки. – И отчего в ваших волосах бант такого же цвета?
Джи рассмеялась:
– Милый мой, я стара и все-таки, как и в молодости, хочу казаться красивой. Даже больше, чем в молодости. И оно так и должно быть. Ты знаешь, наше тело – в некотором роде храм, и мы должны заботиться о его красоте. Что касается моего, я забочусь, чтобы от него пахло духами, которые ты любишь, и украшаю его лиловыми лентами.
– Храм… – задумчиво сказал Рекс, рассматривая свои ноги. – Джи, а какие у меня украшения?
– Тебе, кажется, очень нравится твое пальто и темно-синий галстук, который мы купили в Париже.
Раздался звонок.
Рекс выпрямился и обнял Джи за шею.
– Мне пора идти, дорогая.
Они поцеловались, и он прижался щекою к ее серебристым волосам, около самого лилового банта.
– Я люблю вас.
– И я тебя тоже.
Он выпустил ее и соскользнул на пол.
– Ну, ладно. Теперь, вероятно, будут чистить и мыть мой храм.
Джи смеялась до слез.
– Да, надо надеяться. А потом укрась его в мою честь белым фланелевым костюмом и синим парижским галстуком.
– Прекрасно, дорогая.
Он вышел, прихрамывая, и стал звать Эмилию. Вошла Суит, чтобы одеть Джи; вид у нее был еще мрачнее, чем обыкновенно.
– Теперь будут печальные перемены, – сказала она, как бы смакуя свои слова.
Она искренне жалела свою хозяйку, но у нее была такая натура, что горе для нее было источником самого большого удовольствия; есть такие люди, которые любят слушать только погребальные гимны и для которых приятнее пойти на похороны, чем на бал.
Взглянув на Джи, она заметила, что в этот день ей можно было дать те года, которые она действительно имела; это редко с ней случалось. Джи потребовала помаду (карандаш и помада были единственными «помощниками» ее в деле сохранения молодости) и стала подводить себе губы, что также было дурным предзнаменованием, так как обычно эти «помощники» пускались в дело только вечером.
– Да, мадам, можем ли мы предвидеть, что готовит нам будущее? – сказала Суит.