Действо длилось минут двадцать. Федор все таки не удержался, стал украдкой поглядывать по сторонам.
В первом ряду, справа, через несколько стульев от него, сидел пожилой полный господин с бородкой и внимательно смотрел на сцену. Возле господина дама. Взбитая, морковного цвета прическа и кончик носа.
Слева никто не сидел, Федор осмелел и оглянулся назад. Публика собралась вполне случайная, разноперая. Конторские и уличные барышни, молодые люди студенческого и богемного вида, демобилизованные военные, бюргеры среднего возраста, обоего пола. В последнем ряду парочка каких то смутных оборванцев. Все напряженно застыли и были поглощены тем, что происходило на сцене. Только где то в центре зала мирно дремала одинокая старушка.
Федор виском почувствовал неодобрительный взгляд князя и повернулся к сцене. Танцоры продолжали вывихивать конечности и биться в судорогах. Наблюдать это было тяжело. Федор переключил внимание на князя и с удивлением заметил, что глаза гуру томно прикрылись, усы дрожат, рот оскален, поблескивает сталь зубов, на лбу капельки пота. Руки сжимают тонкие, обитые бархатом подлокотники так сильно, что побелели ногти. Физиономия выразила нестерпимое блаженство, вот сейчас сквозь дребезг фортепиано и топот босых ног прорвется звериный рык и на гульфике княжеских брюк проступит темное влажное пятно.
Но ничего этого не произошло. Князь внезапно распахнул глаза и хлопнул в ладоши так громко, что в ушах зазвенело. Музыка умолкла. Люди на сцене замерли, каждый в той позе, в какой застал его хлопок, а потом один за другим, как кости домино, стали валиться на пол, с тупым деревянным стуком, не меняя поз, не пытаясь удержаться на ногах или хотя бы смягчить падение.
Федор приподнялся. Он был уверен, что кому то из упавших нужна медицинская помощь. Но князь сердито посмотрел на него и сделал повелительный жест, обращенный к нему лично, мол, сиди, не дергайся.
Зал ошеломленно молчал. Артисты полежали немного и зашевелились, стали неловко подниматься на ноги, отряхиваться, кланяться. Но никто из них не улыбнулся. Лица остались замороженно серьезными. Когда поднялась последняя, пожилая полная женщина с астматической одышкой, зал проснулся и зааплодировал.
Нельзя сказать, что овации были бурными и продолжительными, но какая то барышня тонко выкрикнула из зала по русски:
- Месье Гурджиев! Вы гений! Я преклоняюсь перед вами!
Старушка, спавшая в центре зала, встрепенулась, мелко тряся желтыми кудряшками, засеменила к сцене с букетиком вялых хризантем. Пианист помог ей подняться по ступенькам. Князь встал ей навстречу, принял букет и поцеловал руку. Занавес закрылся, старушка осталась на сцене.