- Маша, тебе не стыдно? Обожаемому, драгоценному аппендикс вырезали, - подхватила Надежда Константиновна. - Событие государственной важности, а ты проявляешь нечуткость.
- Наоборот, я глубоко и серьезно переживаю за товарища Сталина, - Мария Ильинична бросила в рот крошечный кусок колотого сахару. - Роскошный мужчина, горячий, темпераментный и почти жених мой.
- Маняша, перестань, - Ленин виновато покосился на сестру. - Ну, сколько можно язвить? Я уже признал свою ошибку, извинился перед тобой сто раз.
- О чем это вы? - удивленно спросила Крупская.
- А, Надя, ты не знаешь? Володя сватал меня ему, так и сказал: почему бы вам, Иосиф, не жениться на моей сестре Марии Ильиничне?
- Володя, это правда? - Крупская охнула и покачала головой. - Ты с ума сошел? Сталин женат, у него недавно сын родился!
- Ну, все, все, хватит, - проворчал Ленин и нарочно громко зашуршал газетой, - я знаю, что он женат, знаю!
- Разумеется, знаешь, - вздохнула Мария Ильинична, - ты хлопотал, чтобы ему в связи с прибавлением семейства дали квартиру поудобней. Предлагал даже поселить его в парадных комнатах Большого Кремлевского дворца. С его супругой ты отлично знаком. Надя Аллилуева, служит у тебя в секретариате.
- Володя, ты стал очень рассеян, - строго заметила Крупская.
- Неправда. У меня с головой все в порядке, - Ленин раздраженно отложил газету. - И нечего делать из меня маразматика. Просто Аллилуева совсем девочка, я думал, она дочь Кобы. К тому же я знаю, что он вдовец, жена померла давно еще, лет пятнадцать назад.
- Девочка, - морщась, вскрикнула Мария Ильинична, - вот именно, девочка, в дочери ему годится, двадцать три года разница в возрасте. А ты ему меня, старую грымзу, предлагал. Знаешь, как он называет таких, как я? Идейная селедка! Володя, ты понимаешь, до чего это гадко, унизительно? Я хоть и большевичка, и твоя сестра, а все таки немного женщина, как ни прискорбно тебе это слышать!
Она громко двинула стулом, встала и вышла из столовой.
- Маня, подожди, кофе допей, - Крупская взяла ее чашку и отправилась следом.
Вождь поднял глаза на Агапкина, поморгал и печально произнес:
- Ох, какие мы стали нервные.
Ему было досадно, что тихий семейный завтрак скомкан, испорчен, сестра обижена, жена с ней заодно, а сам он, очевидно, неправ.
Федор мимоходом отметил про себя, что почему то всякий раз, как возникает в обычном мирном разговоре имя Кобы Сталина, происходит маленькая гадкая склока, словно вместе со звуком имени пробегает по комнате ледяной зловонный ветерок, совсем легкий, неуловимый.
«Все это мои фантазии, - подумал Федор, - просто мне кавказец неприятен. Сочетание простецкого казарменного хамства с утонченным иезуитским ханжеством. Вроде солонины с патокой, гадость».