А могли ли другие цвета быть известны ребенку, только-только открывшему глаза и увидевшему лишь крохотную частичку мира?
Черное и белое.
Или ты друг, или враг, третьего не дано, верно? Тому, кто прожил на свете всего несколько вдохов, невдомек, что помимо делящих с тобой путь жизни или пытающихся пресечь его будет еще много идущих рядом, но своими путями. Ты сможешь иногда видеть их спины, а иногда — улыбки, солнечными зайчиками скачущие в дорожной пылц, сможешь даже услышать эхо их голосов, только дышать одним и тем же воздухом вам не придется. Потому что мир, хоть и единственный на всех, все же настолько огромен, чтобы каждому живому существу предоставить собственные владения. И можно быть одиноким в толпе, натыкаясь на плечи и локти таких же, как ты, живущих только самими собой…
Нить, не включенная в Гобелен по всем правилам, разумеется, не подчиняется им, стало быть, в ее пределах возможны любые чудеса. Правда, обычно под чудом понимается нечто хорошее, полезное и приятное, а капризы Ка-Йен приводят к печальным итогам. Свобода, стало быть? Ну да, она самая. Озеро, песок — вот и вся свобода. Уверен, Нить создала бы и что-то другое, если бы могла знать чуть больше. Если бы не отгораживалась от остального мира, а доверчиво приникла к нему.
Люди приходили на берега Шепчущего озера, ища то наживы, то власти, то иной выгоды, но ты не понимала их нужд, маленькая. Не понимала, потому что для тебя самой не было ничего важнее единственного задержавшегося в памяти ощущения. Ничего важнее свободы. Ты слушала их невысказанные просьбы, растерянно хмурилась, качала лунной головой, беспомощно разводила песчаными ладонями, пока в один прекрасный момент все-таки не попробовала помочь. По-своему, разумеется. Ты решила освободить человеческие сознания от шелухи непонятных тебе желаний и, надо признать, преуспела.
Взять метлу погуще да размести по углам весь этот бормочущий сор, обнажить суть, подтянуть ее к свету, дать отдыша-ться, опомниться, прочистить горло и заявить о себе во всеус-лышание. Но откуда тебе было знать, маленькая, что подобная свобода для всего живого сродни смерти, потому что отрывает существо от мира?
Сколько людей умерло на твоих берегах? Десятки? Сотни? Тысячи? А ты все смотрела и смотрела с небес на корчащиеся в агонии тела, ожидая, что кто-то из них все же сможет победить страх и с честью примет твой драгоценный дар. И ты почти разуверилась и потеряла надежду или что-то похожее на нее, когда по белому песку пролегли следы человека, ищущего гак мало и так много.