Она всегда рядом со мной. Даже подумать жутко. Но с другой стороны…
«Ты никогда больше не будешь одинок».
Ты тоже всегда была со мной.
«Я — другое дело. Может, и рада бы уйти, да не могу». Уйти?
Мантия не ответила, показывая, что разговор окончен.
Ну конечно. Как только она освободится от плена моей плоти, то сможет родиться вновь. Вновь соткать свой Гобелен, до боли похожий на прежний или намного лучше. Вновь побыть беспечным ребенком и юной девушкой, полной надежд и мечтаний. Вновь встретить и полюбить своего супруга…
Извини.
«Пустое».
Знаю, что тебе больно делить со мной чувства. По крайней мере эти. Но если тебя утешит… Рано или поздно ты станешь свободной.
«Знаю», — грустно ответила она и зевнула, складывая крылья.
Почему радость и печаль вечно идут рука об руку? Вот и сейчас что получилось? Счастье лишь для двоих, а остальным — ножом по горлу? Клятое равновесие!
— Вас чем-то расстроил мой сад? — спросила маркиза, расположившаяся в одном из кресел, освобожденных мной от покрывал.
Она-то зачем пришла сюда? Желает послушать наши секреты? Не слишком хорошая идея. Хотя… Старуха имеет право знать имя того, кто поспособствовал гибели ее брата, пусть и нелюбимого, но родного.
— Ваш сад прекрасен, дуве. Намного прекраснее моих мыслей.
— И о чем же именно вы думали?
Я подошел к столу и взял из кучки камней первый попавшийся.
— Что это такое, по-вашему?
— Камень, — ответила Роллена, сидящая наполовину на подлокотнике кресла Борга, наполовину на коленях рыжего. — Речная галька, самая обычная.
— К сожалению или к счастью, обычность в ней только внешняя. Впрочем, сейчас вы сами все поймете.
Я разжал пальцы над гладью воды, наполняющей вазу. Говорун булькнул, опускаясь на дно, но не замолк, как поступил бы на его месте любой благовоспитанный камень, а разразился короткрй, но энергичной речью:
— Когда же вы пришлете то, что обещали? Я исполнила все ваши указания в точности!
— Что все это значит?! — Роллена ошеломленно подалась вперед и упала бы на пол, если бы ее не удержали крепкие объятия великана.
— Какая прелесть… — пробормотала маркиза. — Сразу вспомнилось детство. Сколько подобных посланий мы с подругами когда-то передавали друг другу… Ах, старые добрые времена!
— Мне… — Девушка переглянулась со своим кавалером и, найдя в карих глазах весьма схожую с собственной растерянность, переспросила: — Нам кто-нибудь все объяснит?
— Боюсь, все объяснить не сумею. Но хотя бы попытаюсь. Я подумал, не присесть ли мне, и решил остаться на ногах, хотя история, которую надо было изложить, не отличалась краткостью.