«Затем, что тебе настоятельно требовалось куда-нибудь прийти. И затем, что до ближайшего входа в Поток было значительно дальше, чем до столицы Западного Шема».
Спасибо за пояснение, но, пожалуй, именно сейчас бесцельное плавание меж Пластами меня не прельщает. Хотя… Я бы не отказался от возвращения.
«Домой?»
Именно. Сдается мне, дома я смог бы найти успокоение быстрее, чем где бы то ни было. А на крайний случай там под рукой всегда есть кубок с «алмазной росой».
«Это означает, что ты…»
Да. Я простил деяние Шеррит. И ее саму.
«А не поторопился?» Я понял, как ей было страшно.
«Неужели?» Уверен. Знаешь, самая неприятная спутница страха — беспомощность, которую ощущаешь, глядя на нечто, не поддающееся объяснению. Вернее, не находящее объяснений в твоей душе. Когда того парня разрывало на кусочки, я испытал именно такой страх. Будь в деле замешана магия, мне было бы легче легкого прекратить его мучения, но он… Он сам убивал себя, по собственному желанию, стремясь ощутить всю полноту свободы, и в то же время не понимал, к чему приведет хаос получивших самостоятельность мыслей. Ему было страшно, барахтавшемуся в бурном потоке смешанных чувств, но каким-то чудом выйдя за пределы плоти, его страх эхом отдавался внутри меня.
«Очень странно», — качнула крыльями Мантия.
Странно?
«Ты не входил в Единение сознаний, любовь моя, даже близко не подбирался, и тем не менее утверждаешь, что слышал чужие мысли».
Так и было.
«Этого не могло быть».
Или она попросту ничего не слышала, одно из двух. И если второй вариант окажется правдой… Нет, прежде чем впадать в панику, попробуем рассудить хладнокровно. Мантия существует и действует не только параллельно моему сознанию, а во взаимодействии с ним, приводящем к возникновению единого поля мыслей. То бишь думаем мы каждый о своем и в своей собственной манере, но наши размышления словно кидаются в общий котел. Хочешь, можешь зачерпнуть и попробовать кипящее варево, не хочешь — отвернись. Правда, могу быть уверенным, что моя спутница ни на мгновение не прекращает сию трапезу, а стало быть, объяснением ее удивлению может служить лишь одно: мысли, гулким эхом терзающие меня, принадлежали не мне…
Можешь думать все что угодно, но я доверяю тому, что прочувствовал на собственной шкуре. По-твоему, так поступать неправильно?
«Правильно, за одним только отличием…».
Каким?
«У тебя нет шкуры. Никакой. Ты ничем не можешь отгородиться от мира, и в этом твой великий дар и твое вечное проклятие».
Меня и такой малостью обделили? Ну спасибо, родственнички!
«А как иначе можно было добиться желаемого? — Тон Мантии стал извиняющимся. — Разрушитель должен замечать все происходящее вокруг него, от смены направления ветра до шелеста росинки, скатывающейся по листу, от удара до движения ресниц».