Убедившись, что здесь ему делать больше нечего, Кондаков решил попытать счастья в больнице, куда были доставлены пушкинские Ромео и Джульетта, по воле трагического случая ставшие вдруг героями дня, а вернее, ночи.
Кто-нибудь другой, тот же Цимбаларь, например, начал бы искать подходы как минимум к главному врачу и, потеряв драгоценное время, скорее всего, остался бы с носом, но Кондаков предпочитал действовать в соответствии с армейской мудростью: больше всех знает не генерал, а старшина. Инкогнито проникнув на территорию лечебного учреждения, он подкараулил нянечку, выносившую со служебного хода ведро кухонных отходов. В другой ситуации Кондаков, возможно, взгрел бы её за хищение государственной собственности, но на сей раз прикинулся добрячком и даже помог дотащить ведро до сарайчика, где содержались два упитанных кабанчика.
Естественно, что по пути и во время кормления скотины они говорили главным образом о взрыве.
По словам нянечки, парень и девушка, к которым уже вернулось сознание, находились в отдельных боксах под присмотром лучшего медперсонала. Даже постельное бельё им было выделено из особых запасов старшей сестры хирургического отделения.
Парень, у которого действительно пострадало мужское достоинство, в момент взрыва прикушенное подругой, находился как бы в прострации. Зато девушка, живучая, как и все представительницы слабого пола, уже принимала пищу («в театре, мерзавка, не накушалась!») и постоянно твердила о каких-то призраках, появившихся за несколько мгновений до взрыва.
– Представляете! – восклицала нянечка, скармливая кабанчикам очередную буханку пшеничного хлеба. – Балерины танцевали! И прыгали, и вертелись, и ноги задирали! Это в два часа ночи, в самом гиблом месте! А потом вдруг все огнём стали… Ужас какой! Неужто конец света приближается?
– Действительно, ужас, – согласился Кондаков, почёсывая кабанчика Гошу за ухом. – Когда в этом театре последний спектакль играли?
– Ещё до войны, говорят. На пушкинский юбилей. А при немцах там конюшня была. И оружейная мастерская. Вполне могли бомбу или снаряд при отступлении зарыть.
– Не исключено. – Кондаков спрятал руки за спину. – Вы свиньям побольше грубой пищи давайте, чтобы они сверх меры не жирели. Сейчас в цене не сало, а бекон.
– Знаю, милок, – ответила няня. – Да только не жрут эти ироды грубую пищу. Сызмальства к белым булкам и гречневой каше привыкли…
Спустя ещё пару часов Кондаков разузнал всё, что его интересовало. Пора было возвращаться в Санкт-Петербург и там опять идти на поклон к старым знакомым, нашедшим приют под крышей ФСБ, и через них выяснять некоторые специфические детали, не предназначенные для широкой публики.