– Ужас какой! – вздохнула Поросенке.
– Не говори, девонька! – подхватила тетя Дуня. – И кому мы в смерти будем нужны? После смерти все одинаковые. Бедный ли, богатый, хозяин или холуй – все рядышком в морге лежат, в одном холодильнике…
Пришла сестра-хозяйка и вызвала тетю Дуню, а обитатели палаты занялись утренним туалетом в ожидании врача. После обхода Надежду услали на процедуры, а когда она вернулась, то застала в палате крик и оживление. Низенький мужичок в ватнике под присмотром сестры-хозяйки выносил из палаты тумбочку и столик.
– Не имеете права! – надрывалась Сырникова. – Я буду жаловаться главврачу!
– И так обойдетесь, не баре! – отлаивалась сестра-хозяйка.
Надежда тихонько осведомилась у Поросенке, что случилось, и получила ответ, что к ним подселяют четвертого человека, а чтобы поместилась кровать, нужно вынести тумбочку.
– И так невозможно спать от духоты! – орала Сырникова.
– Окно откройте! – невозмутимо отвечала сестра.
– Тогда дует!
– Здесь вам больница, а не курорт! – припечатала сестра и вышла из палаты, одержав полную победу в споре.
Надежда пожала плечами и согласилась: действительно, не курорт.
Принесли кровать, а для этого пришлось сдвинуть Сырникову ближе к двери. Потом тетя Дуня шлепнула на кровать продавленный матрац и белье, серое от частых стирок, после чего два студента приволокли в палату крупную девицу с загипсованной левой ногой и с превеликой осторожностью опустили ее на кровать.
Вообще парни что-то слишком суетились, и Надежда вскоре поняла почему. Девица устроилась на кровати поудобнее, обвела всех темными коровьими глазами и глубоко вздохнула:
– 0-ох!
Несмотря на сломанную ногу, от девицы просто веяло здоровьем и жизненной силой. Кожа у нее была гладкая, зубы белые без всякого «Орбита», густые темные волосы наспех сколоты узлом. От вздоха грудь ее приподнялась, и Надежда вспомнила монолог артистки Дорониной из одного старого фильма:
«У меня был медальон. Так он у меня не висел, он лежал горизонтально…»
Медальона у девицы не было, но в том, что он может лежать на такой груди горизонтально, можно было не сомневаться. Одним словом, от новой соседки по палате распространялась такая естественная, природная сексапильность, что в палате сразу стало ощутимо теснее.
Сырникова, разглядев девицу, издала разъяренное шипение, но пока промолчала.
Весь день в их палату совершалось нашествие мужчин.
Поглядеть на девицу – ее звали Любой – шли все: студенты и ординаторы, практиканты и хирурги из соседнего отделения, солидные немолодые врачи с курсов повышения квалификации, анестезиолог Алексей Федорович и даже больничный кот Скальпель.