– Как, ты сказала, его зовут? Он приближенный Ролло?
Другой голос отвечал. Запальчиво что-то требовал. Но теперь Бьерн окончательно пришел в себя. Он узнал ее.
– Огненноглазая… Ты прекрасна, как всегда. Фрея понизей.[42]
Он видел теперь ясно. Эмма. Человек со шрамом отошел. С ним был еще один. В облачении священника. Они вышли. Эмма же склонилась над ним.
– Ты слышишь меня, Серебряный Плащ? Они мне позволили ухаживать за тобой. Ты ранен в бедро. Но мышцы свело судорогой, как жгутом, и это сдерживает кровотечение. Однако нога распухла и посинела. Я сделаю тебе надрез, иначе ногу потом придется отнять.
– Сделай. Иначе, как я потом буду плясать.
Она чуть улыбнулась. Ямочки на щеках делали улыбку веселой, но в карих глазах застыла горькая печаль.
Бьерн разглядывал ее. Он знал, что ее похитили, но выглядит она прекрасно. Медно-рыжие волосы с аккуратно разделенным пробором, заплетены в две толстые косы, которые обвивали голову, точно венчали короной. Узкое платье зеленой шерсти подчеркивало изящество стана и приятную округлость груди. Из украшений – круглый медальон на цепочке и пояс из позолоченных квадратиков.
– Ролло опасался, что с тобой могут дурно обращаться. Он ведь и пришел в Шартр из-за тебя. А ты тут словно принцесса.
Эмма подняла глаза. Ее руки, раскладывавшие полотно для перевязки, замерли.
– А я и есть принцесса. Они не могут держать меня как пленницу.
Бьерну стало грустно. Неужели Рольв так рвался к ней? Неужели эти смерти… У него не было сил додумать…
– Ты рада, что оставила своих?
Она отрицательно покачала головой.
– Нет, Бьерн. Я очень скучаю по Ролло… По сыну.
– А твой жених? Ролло сообщил, что ты можешь быть с ним.
– Ну, тогда со мной и впрямь не поступят плохо. Однако зря ты думаешь, что кто-то значит для меня больше, чем Ру Нормандский.
Она протерла нож. Оглядела рану скальда. Нога его выше колена распухла и потемнела до синевы.
– Что со мной сделают? – спросил Бьерн, когда она едва коснулась кожи. Поморщился. Боль стрельнула, как удар в сердце. До мозга. Он скривился, сцепив зубы. Эмма не ответила на его вопрос. Сказала, что ему придется потерпеть. Чтобы отвлечь его, стала рассказывать, как ее похитили. Но едва она сделала первый надрез, как Бьерн потерял от боли сознание.
Эмме не нравилось состояние Бьерна. Кровь выступала вместе с гноем, ей долго пришлось возиться, удаляя этот гной. Когда все было закончено, Бьерн так и не пришел в себя. Она вышла из комнаты, усталая, встревоженная. В конце прохода при свете плошки увидела силуэты Ги и епископа. Они не заметили ее в полумраке.