Перестав плакать, Эмма во все глаза глядела на Эврара.
– Что?.. Гизельберт… Он еще вернется?..
Она какое-то время вникала в это, а затем глаза ее вспыхнули лютой ненавистью.
– Что ж, пусть является. А я уж сумею встретить его как должно.
«Надо же, – подумал Эврар, – еще недавно произносила его имя почти мурлыча. Теперь же – ну ни дать ни взять – бешеная из Гилария, что млела, опустив руки в кровь норманна».
И усмехнулся в усы. Кажется, больше не будет реветь. Пришла в себя, значит. Он довольно похлопал ее по руке. И одновременно постучал себя кулаком по лбу.
– И не думай мстить принцу. Он коварен и опасен, как сам сатана. И если вернется, то ни от тебя, ни от Герлок и пыли не останется.
При имени дочери Эмма словно очнулась. Взволнованно поглядела на Меченого. Герлок. Ее вдруг обуял панический страх за свою маленькую девочку.
– Что же нам делать?
– Уехать. Ко двору герцога Ренье. Он сможет оградить тебя от Гизельберта. Больше никто.
И, отвечая на ее немой вопрос, поведал, что узнал от Леонтия. Ведь Гизельберта вынудило сюда приехать именно существование Адели-Герлок. Оказывается, Ренье вдруг вспомнил, что у него есть дочь. И он даже хочет сделать ее своей наследницей. Их разыскивают везде и, ежели они прибудут ко двору Ренье, то их не только оградят от Гизельберта, но еще и вернут подобающее положение. Так что пусть Эмма поменьше ревет, а поскорей берет себя в руки, готовится к отъезду. Чем скорее они отбудут, тем лучше.
Он ушел, оставив Эмму в раздумье. Она была ошеломлена. Она уже смирилась с жизнью в лесу, и новые перемены в ее жизни пугали. Но это были волнующие ожидания. Вернуться в мир, возвратить себе полагающееся положение, сделать дочь принцессой!.. Она даже задрожала, не зная, от страха или от приятного возбуждения. Но выбора у нее не было. И от этого стало даже легче. Уже хотя бы от того, что не придется краснеть под взглядами знавших о ее участи лесных жителей, слышать их перешептывание за спиной.
Однако она была поражена и невольно растрогана, когда в день их отъезда вся округа собралась проводить ее, и явно чувствовалось, что люди удручены и расстроены разлукой со своей Звездой. Они толпились вокруг уже сидевшей в седле Эммы, некоторые даже просили остаться, другие совали в руки нехитрые подношения – горшочек с медом, медальон из горного хрусталика, вышитые рукавицы. Ночью выпал первый снег, и все эти люди, в их грубых одеждах из шкур, с клыкастыми и рогатыми головами зверей вместо капюшонов или грубыми колпаками из кож, казались выходцами из арденнских преданий, жителями дикой, мифической страны. Но их грубые лица были грустны, в глазах светились участие и печаль разлуки, некоторые даже шмыгали носами и что-то бубнили, что всегда будут ждать ее, что здесь она всегда найдет добрых друзей и радушную встречу.