– Что случилось?
Ее словно не узнавали, спешили прочь, не удостоив ответом.
Двери в покои Герлок были распахнуты настежь. Кровать девочки пуста, вокруг ни души. Где же все эти няньки, где Мумма? Она бы ни за что не рассталась с малюткой.
Почти обезумев от страха, Эмма кинулась к главному зданию дворца, где в зале должна была находиться знать. В конце коридора увидела дверь, освещенную двумя факелами по бокам. У двери, скрестив копья, стояло несколько охранников, но это не были люди Ренье. Она не знала их. Потом немного в стороне разглядела седого, всклокоченного Матфрида, разговаривавшего с высоким воином в шлеме и длинном панцире из металлических блях. Воин стоял к ней спиной, она не видела его лица. Но старый Матфрид был хорошо освещен, стоял, слушая, что ему говорил незнакомец. Подбежав, Эмма даже различила его последнюю фразу:
– …теперь тебе, Матфрид, решать, с нами ты или против нас.
Она не обратила внимание на тон, которым были произнесены эти слова. Страх за Герлок – все, что она чувствовала в тот момент.
– Матфрид, что происходит?
Тотчас высокий воин повернулся, и Эмма увидела родимое пятно у него на щеке. Узнала Гильдуэна. На какое-то мгновение она просто онемела. Видела, как скривился в усмешке его рот.
– Ну вот наконец-то и вы, мадам. А мы-то с ног сбились, разыскивая вас.
Она судорожно сглотнула.
– Что происходит?
И когда он схватил ее за руку и увлек в соседний проход, едва не кинулась на него.
– Где моя дочь, чудовище? Где Адель?
Ему почти пришлось скрутить ее. Тащил куда-то, пока не втолкнул в ее же покои.
– Вот и ваша красавица, мой принц.
Она увидела его на стоящей перед огнем скамье с резной спинкой, где обычно любил сидеть Эврар. Вернее, из-за спинки была видна только его свешивавшаяся с подлокотника рука. В первый миг Эмма молчала, оглушенная неожиданностью и страхом. Видела, как принц медленно поднялся, встал, облокотясь о спинку скамьи, улыбнулся. Почему-то отметила всякие незначительные детали – что Гизельберт слегка припадает на одну ногу, что он в боевом облачении, в панцире из буйволовой кожи с нашитыми полукруглыми стальными пластинами, напоминающими своим видом оперение птицы. В отличие от Гильдуэна он был без шлема, чешуйчатый капюшон оплечья откинут, волосы расчесаны на пробор, но пара выбившихся прядей спадала ему на глаза, пряча их в тени. Он улыбался своей белозубой задорной улыбкой.
– Надо же! Эмма Лотарингская! Собственной персоной! А я уже начал волноваться из-за вас. Что ж, с Рождеством Христовым, милая мачеха.
Эмма глядела на него, чувствовала, как ослабели колени, в животе похолодело. Но нервно отшатнулась, когда он приблизился, склоняясь, точно хотел поцеловать ей руку. Почувствовала, что дрожит. От страха, от неожиданности, от напряжения. Гизельберт! Рядом с ней. И она в его власти. Кошмар из Белого Колодца продолжался.