– Где Адель?
Эмма сама лихорадочно стремилась найти ответ на этот вопрос. Первоначально у нее даже мелькнула мысль, что исчезновение девочки – дело рук ее необузданного Ролло, стремящегося убедиться в правильности возникшего у него подозрения. Но она скоро отбросила эту мысль. Слишком мало времени прошло с момента, как она рассталась с Ролло на галерее собора, чтобы он мог, обогнав ее, проникнуть во дворец, похитить Герлок и скрыться. Потом она подумала, что Ренье Длинная Шея или Рикуин Верденский, проведав о появлении принца, поспешили спрятать его маленькую соперницу. Однако тогда они сами наверняка постарались бы избежать пленения.
Оставалось последнее. И Эмма всеми силами хотела верить в это. Эврар. Он был на улице, на затемненном переходе, откуда мог видеть, как прибыли люди Гизельберта, и понять, что происходит. Он ведь давно предчувствовал, что что-то случится, был готов и сразу сориентировался в ситуации. Он не нашел Эмму, да и Герлок всегда была ему дороже его рыжей «дочери». Поэтому скорей всего он поспешил к ней, стремясь спасти ее от «братца». Эврар хорошо изучил переходы дворца, он мог вынести Герлок тайно, избежав встреч с людьми принца. Этим же объяснялось и исчезновение Муммы, которая ушла бы только вместе с Эвраром.
Эмма не знала это наверняка, но подобное объяснение казалось ей наиболее вероятным. И она даже позволила себе перевести дыхание. Даже скупо улыбнулась Гизельберту.
– Зачем вам знать, где Адель? Разве вы и так не добились, чего хотели?
Он медленно шагнул к ней. Сверкнули пластины его облачения. А лицо в тени казалось опасным и угрожающим.
– Мне необходимо, чтобы принцесса была здесь. Чтобы никто – ни вы, ни кто другой – не воспользовался ею как моей соперницей, не увез, чтобы от ее имени поднять мятеж в стране.
Он говорил серьезно, и Эмма окончательно убедилась, что Герлок не в его руках. Даже насмешливо поглядела на принца.
– Выходит, даже после того, как вы пленили отца, он отказывается признать вас своим преемником? Вы не смогли его заставить пойти на это, а ведь без слова признанного главы Лотарингии вам придется туго, отстаивая свои права.
Он засмеялся.
– От кого отстаивать? Я ведь держу все в своих руках! Вся лотарингская верхушка и даже Каролинг в моей власти. Я могу перерезать их всех.
– И лишитесь поддержки папы, не так ли? И тогда вам еще долго с оружием в руках придется доказывать, что Лотарингия ваша.
Они стояли друг против друга, возбужденные, охваченные ненавистью, мечущие друг на друга гневные взгляды. Гизельберт отступил первым. Вернее, это не было отступлением, это было изменением тактики. Он просто отошел, сел на кровать и, облокотившись локтем о ее резное изножие, подперев щеку рукой, улыбаясь, глядел на Эмму.