Подобные россказни, да еще среди этого холодного мрака, когда ее так и тянуло оглянуться и увидеть в темноте нечто… наблюдающее за ней.
Тьерри оглянулся, увидел, что она от ужаса побледнела как полотно и близка к истерике, стал успокаивать ее. Ведь с тех пор оборотень исчез. Но Эмма все равно была обижена на него, не пожелала даже проститься, когда он доставил ее в усадьбу.
Вскоре Эмма поняла, что Седулий не спешит исполнить свое обещание насчет Видегунда. Тьерри (она не смогла долго на него сердиться) поведал ей, что Видегунд пару раз наведывался в Святой Губерт, но то ли Седулий и в самом деле не хотел направлять дикого юношу в Белый Колодец, то ли тот сам не спешил, но он так и не появился в усадьбе. Эмма скорее склонялась, что это исходит от Седулия. Он столько сил вложил в свой монастырь, создав почти чудо в этой глуши, что ему явно не хотелось, чтобы поблизости было еще хоть что-то подобное.
И тогда она решила сама разыскать юношу. Расспросила, где находится хижина лесного охотника, прихватила с собой для охраны собак, а в качестве сопровождающего – Бальдерика и отправилась в лес. Она уже хорошо знала округу, которую исходила в поисках лекарственных трав, но сейчас, с наступлением лета, когда из-за округлившегося живота ей стало трудно наклоняться, она только искала травы, а рвал их для нее Бальдерик. Причем выполнял это явно без удовольствия, а только чтобы угодить госпоже. Но это имело и свои хорошие стороны. Выражая недовольство, Бальдерик становился молчаливым, а Эмме как раз этого и хотелось. Она так уставала от шума и сутолоки, от постоянных забот и обязанностей, что ей просто хоть изредка хотелось побыть одной.
Подумать только, оказаться в такой глуши, а жить в такой суете! Конечно, она всю жизнь была в гуще событий и всегда наслаждалась этим. Но то ли она повзрослела, то ли после всех душевных переживаний в ней что-то надломилось, но она получала удовольствие лишь от уединения.
Они поднялись вверх по склону. Эмма на миг остановилась, переводя дыхание. Пахло нагретой солнцем хвоей, мятой, нежной лиственной порослью, цеплявшейся за склоны меж каменистых насыпей. Эмма наслаждалась этой красотой. Лес чаровал ее, как когда-то в юности, когда она беспечной Птичкой порхала среди зелени, разыскивая лесных эльфов. Да и сейчас она замирала, вслушиваясь в шум леса, словно желая услышать веселый смех лесных божков.
Они уже давно миновали переброшенные от дерева к дереву жерди, своеобразную ограду, какую местные жители возводили, чтобы скотина не забредала далеко в лес. Не попадались больше пни и засеки.