То, что он приготовил для них обоих кастрюлю отличной овсяной каши, было единственным светлым пятном в это утро, полное мучительного нервного напряжения. Но нельзя же есть кашу целый день!
– А няня правда учила тебя готовить порридж?
– Да, учила. – Он, смеясь, обхватил Джесс рукой, когда особенно сильный порыв ветра бросил ее прямо на него. – Но она бы не одобрила, что ты насыпала в свою порцию сахара, няня была настоящей шотландкой и клала в порридж только соль.
– Ты все еще общаешься с ней? – Джесс хотелось как можно дольше продлить эти мимолетные беззаботные мгновения.
– Я с ней часто встречаюсь. Она вышла замуж за врача из Флоренции, и теперь они вместе выращивают племя флорентийцев – любителей порриджа.
Внезапно Луиджи остановился и описал широкий круг рукой.
– Будет просто преступлением снимать это место на черно-белую пленку. Даже в такую серую погоду оно полно живых красок. Только взгляни!
Джесс взглянула на аккуратно огороженные поля, спускающиеся от подножия скал, и увидела многоцветное лоскутное одеяло сочных красок – пурпурных, коричневых, зеленых, то тут, то там обрамленных золотом, – там, где на них наползали песчаные дюны. Джесс и Луиджи возвращались в молчании, которое почти можно было назвать дружеским, но она чувствовала, что сердце ее холодеет от невыносимого отчаяния. Как бы странно ни складывались их отношения, ее приводила в уныние мысль о том, что она скоро навсегда расстанется с Луиджи.
– Просто удивительно, что может сделать глоток свежего воздуха! – воскликнул Луиджи. Ветер со стуком захлопнул за ним входную дверь, вырвав ее из его рук.
– Да, – пробормотала Джесс. Опустив голову, она сосредоточенно снимала с себя мокрую куртку.
– Джессика, я… – В наступившей тишине девушка вопросительно подняла на него глаза и поняла, что оба они думают об одном и том же. – Лучше тебе бежать в ванную, – приказал ей Луиджи и, сбросив куртку, решительно направился в кухню.
Джесс поднималась по лестнице, погруженная в свои невеселые мысли. Есть же предел, до которого она может раскачивать эти эмоциональные качели. Только час назад мысль о том, что Луиджи вскоре навсегда уйдет из ее жизни, ввергала ее в бездну отчаяния, теперь же она не могла дождаться, когда вернется в Лондон и ее жизнь вновь войдет в размеренную колею. Некого винить, кроме самой себя, за ту щекотливую ситуацию, в которой я оказалась, ругала она себя, принимая ванну. Во всем виновата ее дурацкая гордость! Только бы Луиджи не заметил ее подавленности.
– Думаю, мы могли бы приготовить омлет с беконом и чипсы, – предложил Луиджи, когда Джесс через некоторое время присоединилась к нему на кухне. – Впрочем, для чипсов здесь маловато масла.