Ее желание остаться под простыней вызвало улыбку.
– Скромница моя, – прошептал он. – Не бойся.
Рука скользнула под простыню, осторожно сдвигая легкий покров с женского тела.
– Свет! Выключи свет!
– Но я хочу видеть тебя.
– Нет! Выключи! Выключи!
В голосе прозвучала чуть ли не истерическая нотка. Конрад повиновался. Приподнявшись на локте, внимательно взглянул на нее, а потом выключил настольную лампу.
Она отпустила край простыни – свою последнюю защиту, и попыталась расслабиться, предоставив мужчине делать то, что он хочет.
Мария лежала на спине, отрешенно глядя в потолок и чувствуя напряженность, как и тогда, когда он попытался овладеть ею. Только теперь и сердце было словно кусок льда. Это ужасно! Ничего страшнее она в жизни не испытывала. Еще хуже, чем опасалась.
Конрад был нежен и терпелив. Потребовав выключить свет, она совершила ужасную ошибку. Когда он касался ее, невольно вспоминался Майк, и тело непроизвольно напрягалось. Подсознательно она ожидала боли, хотелось избежать любых прикосновений. Конрад целовал ее, шептал ласковые слова, но она была слишком напугана, чтобы что-либо осознавать.
– Расслабься, моя хорошая.
Она повиновалась, потому что все-таки хотела его. Но тело отвыкло от интимных контактов. Она была настолько напряжена, настолько не готова к сексу, что Конрад, пытаясь овладеть ею, причинил боль. Ведь старался быть осторожным и чутким, но настолько загорелся сам, что не вытерпел и с силой вошел в нее.
Она закричала. Целуя ее, он просил прощения, пытался успокоить.
– Прости меня, милая. Я не хотел сделать тебе больно. Я буду осторожен. Обними меня.
Но она с силой оттолкнула его.
– Нет! Оставь меня!
– Дорогая, прошу тебя…
– Не смей! Оставь меня!
Мария даже представить себе не могла, насколько отталкивающим окажется для нее этот опыт. Так и есть – секс всегда несет страх и боль. Даже с таким искушенным мужчиной. Значит, это ее вина. Фригидна, Майк был прав. Ей не суждено узнать наслаждение любви, о котором пишут в книжках, не суждено доставить радость мужчине. И себе тоже. Она обречена на одиночество. Потому что никогда, никогда в жизни не рискнет вновь пройти через это унижение! Она никогда не испытывала такого стыда, никогда так себя не презирала.
Слез не было, а они бы хоть немного расслабили. Конрад пытался утешить ее, но сдался и затих на другом краю постели. Часа через два, убедившись, что он спит, Мария поднялась и выскользнула из постели.
Шелковая сорочка лежала на ковре, словно серебристое озеро. Она подняла ее, надела. Когда глаза привыкли к темноте, прокралась к дверям. Осторожно прикрыв за собой дверь, выскользнула в коридор и в нерешительности остановилась, не зная, что делать дальше. Прошла, осторожно ступая босыми ногами, в гостиную, и только здесь осмелилась зажечь свет. Дрожащими руками открыла бар и налила себе полный бокал. Даже не взглянув на этикетку. Когда она опрокинула бокал, поняла – коньяк. Огненная жидкость обожгла горло, и тепло стало медленно растекаться по телу. Вскоре дрожь прошла, сознание затуманилось, напряжение понемногу улеглось.