Около часа ракетоносец медленно шел на сближение. Когда Ричардсону доложили, что прямо по курсу движется шлюпка, которая отвалила от борта китобойного судна, Сайрус снова полез наверх.
Теперь он ясно мог рассмотреть сидящего в лодке своего подельника, церэушника Николаса Швайнштайнгера и четырех гребцов, которые вовсю орудовали веслами.
– Катер на воду, – скомандовал Сайрус, и уже через несколько минут небольшая резиновая моторка мчалась навстречу гребцам. Понадобилось еще минут двадцать, чтобы Швайнштайгера снять со шлюпки, и столько же времени потребовалось на возвращение. Еще издалека Ричардсон видел, как ожесточенно жестикулирует обычно сдержанный господин из Лэнгли, из чего можно было сделать вывод, что произошло нечто экстраординарное.
– Русские! Русская подводная лодка! – орал с катера Швайнштайнгер, еще даже не ступив на борт субмарины. – Нас атаковали русские!
Церэушник наконец перебрался на борт ракетоносца и, немного успокоившись, потребовал:
– Сайрус, мне немедленно нужна связь с моим начальством. Частоту и позывные я вам дам.
– Хорошо, – кивнул командир, – только я бы хотел знать, в чем дело? Например, то, что если вас атаковала русская подводная лодка, то почему не потопила? И почему живы вы и экипаж? Я ведь не могу выходить в эфир с бухты-барахты. Для этого мне нужны веские причины.
– Они есть, – ответил разведчик, все еще пребывая в возбужденном состоянии, – вот, – с этими словами церэушник залез в поясной футляр, извлек из него мобильный телефон, выдвинул экран и начал жать командные кнопки. Ни кадров видеосъемки, ни даже намека на какую-то фотографию на дисплее не появилось. Телефон был мертв. – Вот паразиты! – остервенело взвизгнул Швайнштайнгер. – Все отключили! Даже мобильник!
– Да кто и что отключил-то? – Сайрус тронул разведчика за плечо.
– Все, – отрезал церэушник, – все отключили. Всю электронику, все электричество… – Он быстро написал на бумаге позывные и сунул их командиру, потребовав: – Обеспечьте связь. Немедленно.
Ричардсон безразлично пожал плечами и положил код перед офицером секретной связи. Чего зря тратить время на то, чтобы привести подельника в чувство? Сейчас он и сам обо всем расскажет.
Так оно и вышло. Получив канал связи, Швайнштайнгер стал довольно сбивчиво докладывать:
– Говорит агент шестнадцать два ноля восемь. Информация повышенной степени важности. Примерно около двух часов назад нас атаковала русская подводная лодка. Секретная, – церэушник на минуту замолчал, видимо, давая время осмыслить информацию на том конце связи. – Как атаковала? – ожил через минуту Швайнштайнгер. – Подкралась совершенно незамеченной и с помощью выдвижной антенны каким-то излучением отключила на корвете и китобойном судне все электрические приборы – от генераторов до обычных лампочек. Откуда известно, что русская? А чья же еще? В мире всего три-четыре страны, способных создать такую технологию. А кому, кроме русских, могло понадобиться болтаться в северных широтах, да еще в том самом районе, где ими же проводились глубоководные исследования хребта Ломоносова? Не китайцам же… Нет, никаких опознавательных знаков, надписей или еще чего-то, что могло бы указать на принадлежность субмарины к какой-либо стране, я не увидел. Ну и что из того? Ясно же как белый день, что это русские. Зачем еще кому-то атаковать нас и похищать батискаф? Причем русский батискаф! Был бы китайский… Да, и я так думаю. Доказательства? Нет, никаких фактов, кроме свидетельства очевидцев. Лодку и экипаж видели почти все члены команды китобойного судна, но идентифицировать точно нельзя: разговаривали на хорошем английском, знаков отличия или еще каких-нибудь надписей на форме не было. – Швайнштайнгер снова замолчал и жестом попросил дать ему попить.