Это был разговор удава с кроликом. Представить себе, что мой отец насильно отберет у моей мамы Ивана! Вакуум безнадежности и страха парализовал меня. На следующий день мне удалось застать маму дома, и она сказала, что отец неожиданно переехал со всеми чемоданами к нам в квартиру. "Но, ты знаешь, Ксюша, я решила пойти в ОВИР и попробовать оформить приглашение Никиты. Вряд ли они сумеют так сразу отказать". Мне хотелось сказать ей, что отец мой злодей, что он играет в страшные игры, что только по дьявольским наущениям может действовать так, пытка, задуманная ради собственных мистических игр, теперь переносилась непосредственно на мою мать. Но я сказала другое, совершенно сознательно понимая, что нас подслушивают: "Мамочка, хочу тебе сказать главную причину, почему я сейчас не могу приехать. Я беременна и очень плохо себя чувствую. Передай эту новость отцу". Поверила ли она мне в тот момент, не знаю, но я услышала ее радостное восклицание. Мне было стыдно за свое вранье, так лгать нельзя. Но ситуация складывалась крайне напряженная.
Наступил июль. За это время мама все-таки сумела подать документы и теперь ожидала ответа. Видимо, отец поверил, что я жду ребенка, каждый раз я рассказывала ему, как я себя плохо чувствую, как меня тошнит и что я совершенно не могу пользоваться транспортом. Но, в свою очередь, он отвечал мне: "Ты не должна беспокоиться, тебе нужен покой, действительно лучше переждать и никуда не ехать. Иван тем более тебе будет помехой, с маминым приездом пока неясно".
"Нет! - готова была я кричать в телефон, - мой сын не может быть мне помехой, он необходим мне как воздух!"
* * *
Тяжело заболела мать Никиты, и врачи посоветовали поместить ее в геронтологическую клинику. Мы стали приходить к ней каждый день. Она с трудом ела больничную пищу, я варила дома протертые кисели, готовила паровые котлеты, салаты. Старинное, мрачное здание больницы с арками, переходами было окружено большим каштановым парком. В галереях здоровенные санитары перевозили на колясках больных, немощных и выживших из ума стариков. Почему именно в эту кошмарную обстановку поместил наш домашний врач Нину Алексеевну, до сих пор не понимаю. Ей было 87 лет, у нее возникли серьезные проблемы с сердцем, но она была в совершенно ясном уме, заканчивала писать мемуары, читала газеты, следила постоянно по телевидению за политическими новостями мира, шутила и разговаривала с медсестрами. Контраст ее с окружающими персонажами Босха был ужасен. К сожалению, Нине Алексеевне не становилось лучше, вскоре она оказалась дома на короткое время, чтобы затем попасть на операционный стол.