– А ты самый льстивый мужчина, – парировала Кортни с улыбкой.
Дождь усиливался, капли с остервенением стучали по крыше. Порывистый ветер срывал с деревьев листья и бросал их на лобовое стекло.
– Нужно было взять такси, – с необъяснимой тревогой сказала Кортни.
– Не волнуйся. Как-нибудь доберемся.
– Будь осторожнее.
Кортни устыдилась собственного страха. И с чего она стала такой трусихой? Видимо, ее нервная система сдавала после скандала, учиненного Мэг Бачински.
Машина виляла по мокрой дороге. Майкла периодически ослепляли фары встречных автомобилей. Он сбавил скорость и покосился на Кортни. Она закрыла глаза и сосредоточенно массировала виски.
– Голова болит? – сочувственно поинтересовался Майкл.
– Да. Аж раскалывается. В последний раз со мной такое было перед тем, как я сломала ногу, оступившись на лестнице.
Майкл невесело усмехнулся.
– Надеюсь, это не является признаком беды.
– Я не суеверна, но… я как чувствовала, что Мэг не оставит меня в покое.
– Кортни, выкинь эту стерву из головы, и она у тебя сразу перестанет болеть.
– Легко сказать. – Кортни обреченно вздохнула. Она опустила руки и откинула голову на спинку сиденья. – Майкл, ты не мог бы остановить у аптеки? – попросила Кортни, окончательно потеряв надежду избавиться от мигрени самостоятельно.
– Без проблем.
Они проехали около мили, и Кортни громко ахнула, указав пальцем в окно.
– Майкл, мы ведь только что проехали аптеку. Остановись… ну же!
Однако машина продолжала ехать.
Кортни была настолько взволнованна, что не обратила внимания на побелевшее лицо Майкла. Он снова и снова давил на педаль тормоза, но автомобиль даже не сбавлял скорость.
– Почему ты не?..
Кортни недоговорила, потому что в следующее мгновение их автомобиль занесло, и он с жутким металлическим скрежетом повалился набок, словно раненое животное.
Глухой удар отозвался обжигающей болью в области лба, и Кортни потеряла сознание.
Больничные коридоры, уходившие в разные стороны двумя бесконечными тоннелями, были пустынны. Бледно-зеленая краска на стенах местами потрескалась, навевая еще большее уныние и мысль о бренности всего сущего.
В одном из кресел сидел мужчина, судя по скорбящей фигуре, недавно потерявший близкого человека. Его колени были широко расставлены, голова низко склонена, руки сцеплены на затылке. Он больше походил на мраморное изваяние, чем на живого человека.
Вышедшая из палаты медсестра окликнула его, но он не обратил на нее внимания, словно его мысли витали в другом месте.
– Мистер Кервуд, – снова позвала его молодая женщина в кокетливо приталенном больничном халатике. Она с состраданием рассматривала его.