Руднев медленно выдохнул, вдохнул снова и, слегка успокоившись, произнес:
— Да. Отрывайтесь, и давайте спокойно, без лишнего азарта, с дальней дистанции попробуем еще раз объяснить нашим японским коллегам, что вдвоем им лучше не пытаться нас преследовать. Если опять полезут — тогда еще раз пойдем им навстречу, но терпеть их огонь сейчас, когда поотставшая пара вышла из тени флагмана, нам и правда ни к чему. К повороту. И, Александр Федорович — спасибо, что не дали мне поддаться азарту.
— "Лена" поворачивает на нас! — Неожидано донесся тихий крик сигнальщика, который, как-то кривовато привалившись к броне, продолжал наблюдать за горизонтом в бинокль через щели рубки. После боя он доплелся в лазарет, зажимая проникающую рану в боку и шатаясь от изрядной кровопотери. На вопрос лекаря: "Голубчик, что же ты раньше не пришел-то?" почти теряющий сознание матрос ответил: "Да неудобно было оставить пост во время боя".
Позже, во Владивостоке, при разборе выхода в море командир «Лены» лейтенант Рейн пытался убедить Руднева, что он близко к сердцу принял впечатляющий взрыв, имевший быть место, как ему показалось, на корме «Богатыря» и последовавший за этим пожар. Но Руднев, безжалостно разложив по косточкам его поведение, показал, что на самом деле лейтенанту наскучило просто конвоировать пленный транспорт. Он пошел на прямое нарушение приказа "в бой не ввязываться", предпочел "не разглядеть за дымом" поднятый на фок-мачте «Богатыря» приказ "вернуться к охраняемому транспорту", и нагло пристроившись в кильватер крейсеру, открыл огонь из своих 120-миллиметровок с предельной для тех дистанции. Действия «Лены» окончательно утвердили Катаоку в мнении, что после того, как соотношение сил изменилась с "три к одному" на "два на два", преследование лучше прекратить до подхода поотставшего «Чиен-Иена». В результате командир «Лены» был жестоко наказан — его перевели из временных командиров «Лены» в постоянные. Кроме того, Руднев отправил в Петербург представление на повышение этого, по его выражению, "долбаного Нельсона"[63] в чине до капитана второго ранга. Позже в кругу офицеров Владивостока стало ходить высказывание контр-адмирала по этому поводу — "любой, выполнивший мой приказ и уклонившийся от боя заслуживает меньше моего уважения и поддержки, чем тот, кто, нарушив таковой, в бой ввязался и победил".
"Чиен-Иен" до заката не успел приблизиться на расстояние ведения огня, а в темноте Катаока предпочел отвернуть и сопроводить в Сасебо искалеченную «Ицукусиму» всем отрядом. Ночной бой — это лотерея. Более быстрые и маневренные «Богатырь» и даже «Лена» имели больше шансов всадить мину в видимый на закатной стороне «Чиен-Иен», чем получить от него двенадцатидюймовый снаряд, оставаясь на фоне темного неба восточной части горизонта. По прибытию в Сасебо «Ицукусима» заняла док на полтора месяца. «Богатырю» потребовался недельный ремонт с заменой стеньги мачты, одного шестидюймового орудия и восстановлением палубного настила, проломленого упавшим рангоутом. Заодно шесть 75-миллиметровых пушек были заменены на пару шестидюймовок, что довело бортовой залп до девяти стволов.