— Вот и смертушка, — подумал Игнат, глядя, как японец на секунду отскочил, как будто удивленно глянул на пограничника и слегка склонил голову. В следующую секунду офицер снова неуловимо атаковал. Уже не надеясь победить, но продолжая сражаться, Горбатенко кинул штык снизу вверх, почувствовал, как он воткнулся во что-то мягкое — но одновременно или даже долей мгновения раньше лезвие самурайского меча рассекло его шею и грудь.
* * *
Сохо Оми испытывал жгучий стыд. Он не оправдал доверия своего командира и генерала Оки. Звуки стрельбы ясно говорили ему, что японский десант попал под огонь не найденных им русских пушек и, очевидно, несет чудовищные потери. Одного этого было достаточно для самурая, чтобы принять единственно возможное решение. Но даже этим вина Оми не исчерпывалась: после первых выстрелов русских пушек, он, в желании умереть, забыл свой долг командира и бросился в направлении орудийных выстрелов с десятком солдат — двоих он все же непонятно зачем оставил на месте. И вот теперь — закономерный итог: он погубил свою честь, он погубил своих солдат. И он, лучший фехтовальщик полка, умирает от удара штыка простого гайдзина. Впрочем, признал Оми, русский солдат был достойным противником — а смерть от руки достойного противника, пусть и не самурая, пожалуй, большее благо, чем заслужил Оми.
Бок горел и обильно кровоточил. Помимо прочего, штык, очевидно, пропорол печень и Оми понимал, что умирает. У него, однако, хватило сил для того, чтобы добить уцелевших в штыковом бою — израненного штыками русского, которому Оми отсек голову, не обратив ни малейшего внимания на его мольбы о пощаде, и японского солдата с пулей в животе. Больше живых не было. Оми обессилено опустился на землю и расстегнул мундир.
— Господин сохо! — внезапно услышал он сквозь шум в ушах знакомый голос своего хейко. Рядом стояли еще трое его солдат.
— Ааххх… Я рад вас видеть, господин хейхо. Теперь вы командир группы. Вашей целью должно быть уничтожение русских пушек… Надеюсь, у вас это получится лучше, чем у меня… Удачи… А теперь я прошу оставить меня, — прошептал Оми. Силы быстро убывали и он не без основания опасался, что может в любую минуту потерять сознание. Просить кого-либо из своих солдат стать его кайсяку[105] Оми посчитал, по целому ряду причин, невозможным.
Японцы, поклонившись, удалились в лес. Оми так никогда и не узнал, что менее чем через две минуты они наткнутся на отряд солдат, тоже слышавших стрельбу и спешивших на помощь Горбатенко — только солдат будет три десятка и, потеряв одного раненым, они уничтожат двоих японцев и пленят оставшихся — это будут первые японские пленные, захваченные на материке.