Арис сбежал в детскую, сбежал прочь от кошмара, от диких, невообразимых подробностей из доклада Джаспера. Едва рассвело, Данталион явился с ребенком на руках — окровавленным, но живым. Джаспер внес в залу и с почтением положил на пол тело Амаранты. Ее прекрасное лицо было пустым, в открытых глазах застыло безумие.
— Он не стал ждать, сир. Не стал ждать, выживет она или умрет. Он просто разрезал ей живот и забрал ребенка. И оставил ее тело валяться на дороге словно отбросы.
Поначалу Арис почти боялся взглянуть на ребенка — вдруг слова Джаспера непостижимым образом оставили на нем клеймо? Но малыш смотрел на мир ясными, чистыми глазами. Арис вспомнил тот слишком краткий миг, когда Аврора с улыбкой протянула ему Адирана. Они еще не знали, что она умирает. Не знали, с какими изъянами родился Адиран.
Арис робко коснулся мягкого черепа ребенка, обнял его ладонью, теплый и пульсирующий. Этим моментом он был обязан решительности Данталиона — и все же не мог доверять ему. Вчера вечером — всего лишь вчера вечером! — он слышал, как Данталион превозносит систему отбора детей, заведенную в Итарусе. Итарусинцы оставляли жизнь только совершенно здоровым младенцам, тех же, что рождались с недостатками, швыряли в ледяное море. Арис подумал о своем ласковом Адиране — и поспешно покинул залу.
— Сир. — Джаспер, едва увидев спящего младенца, понизил голос. Следом вошел Эхо, стараясь не смотреть на залившуюся румянцем кормилицу.
— Вы установили причину происшествия? — спросил Арис; впрочем, он прослушал половину ответа, увлеченный изучением тонких венок на веках малыша.
— Кучер испугался… потерял управление, хотя почему… — говорил Джаспер.
— Мы допросили конюхов, — сказал Эхо. — И обнаружили серебряную нитку в пустом стойле. Возможно, эта нитка от вышивки.
— Что почти ни о чем не говорит, — подхватил Джаспер. — Нитка может оказаться с ливреи, а то и с платья какой-нибудь шаловливой знатной девицы. Нынче серебро в моде…
— И моду на него ввел Маледикт, — проговорил Эхо.
Арис осторожно взял ребенка из рук кормилицы. Малыш не замедлил ухватиться за его большой палец. Арис улыбнулся.
— Крепкая хватка. По-моему, я уловил проблеск понимания в его лице.
— С ребенком все в порядке, — заверила кормилица. — Конечно, он маловат — но при хорошем уходе быстро наверстает.
— Верно, — сказал Арис. В нем боролись радость и тревога. Наследник. Освобождение от тяжкой ноши. Однако оставить прекрасному ребенку такой двор…
За его спиной голоса Эхо и Джаспера становились громче — спор принимал серьезный оборот.
— Говорю вам, можете не обвинять в случившемся вашего фаворита, — утверждал Джаспер. — Нельзя винить в смерти человека, которого даже не было при дворе.