— Заткнись, или я сам заткну тебя.
— Значит, назад в камеру? — спросил Маледикт. — Так ты никогда не получишь своих трофеев.
— Что у тебя есть? — неохотно спросил начальник тюрьмы, снова садясь в кресло.
— Боюсь, на мебель тебе рассчитывать не стоит. Я пробыл здесь недостаточно долго и не успел соскучиться по своей кушетке; собственно, я и не собираюсь злоупотреблять вашим гостеприимством. Впрочем, эта комната и так завалена мебелью. Все, что у меня есть, — обыкновенные безделушки, без которых джентльмен не выходит из дома.
Маледикт вытащил кошелек.
— Два соля, какая удача для тебя: как раз хватит, чтобы поставить новые подметки. В конце концов, золото — не хлам, его можно потратить. Булавка для галстука — рубин, черный янтарь и серебро. — Он швырнул безделушку на стол. — Если бы я знал, что меня арестуют, надел бы что-нибудь менее дорогое сердцу. Пуговицы из черного янтаря на камзоле. Запонки — опять рубины. — Брошенные рядом с булавкой для галстука, они покатились и с легким стуком упали на пол.
— Посмотрим в карманах… Джилли говорит, что джентльмен не должен ничем портить силуэт камзола. Но, к счастью для тебя, я джентльмен не до такой степени. Одна луна и табакерка, — Маледикт нахмурился, — я украл ее у мертвого Данталиона. И до сих пор не открывал. Зная репутацию этого человека, могу предположить, что в табакерке яд или наркотик. Такое лучше не нюхать. — Маледикт извлек еще горсть мелких предметов. — Разбитый фарфор — вижу, тебя он не интересует. Как думаешь, достаточно, чтобы оплатить одиночную камеру над землей? И еще бутылку вина, о которой мы говорили.
Дамастес кивнул охранникам. Один из них вышел, вернулся с откупоренной бутылкой и подал ее Маледикту. Юноша принюхался и скорчил гримасу, изображая изнеженного лорда.
— Сойдет. — Он сделал большой глоток, изгоняя из горла сухость. Ощущение, будто в рот попала грязь, понемногу проходило. Он тосковал по ночному воздуху, пусть и мутному от тумана, он так хотел подойти к окну и прижаться к нему лицом.
— Ну ладно, — проговорил тюремщик. — Хватит торговаться. Охрана, отвести его назад в общую камеру.
Маледикт зарычал; один из охранников, застав юношу врасплох, схватил его за руку. Второму бутылка пришлась как раз в челюсть — он повалился назад, окровавленный, выплевывая обломки зубов.
Дамастес перемахнул через стол и, упершись коленями в спину Маледикта, помог распластать его на полу.
— Ты прав, — сказал он. — Соли можно потратить. И Эхо дал мне их в изобилии, чтобы я держал тебя в клетке с остальными крысами. — Он схватил Маледикта за волосы и рывком запрокинул ему голову. — Если захочешь выбраться из общей камеры, придется умолять.