— Что… — хватая ртом воздух, вымолвила она, — я что-то слышу… шепот, вопрос… — На миг ее лицо стало непроницаемым, и ответом ее нарождающемуся вопросу послужил другой вопрос.
Маледикт отдернул меч; кровь сочилась из ладоней Мирабель. Она поднесла руку ко рту и лизнула рану, пристально глядя в глаза юноше.
— Это правда. Ченсел, пропади он пропадом, был прав. Все правда, — задыхаясь, выговорила Мирабель. — Ты впрямь создание Ани, и боги покинули нас не более чем солнце покидает землю, опускаясь за горизонт… Скажи, как ты сделал это, — потребовала она дрожащим от волнения голосом: кровь прихлынула к белоснежной коже на ее груди. — Скажи! Это правда? Все правда? Над тобой не властны яды, раны? Какой же силой ты обладаешь — быть может, ты способен ею поделиться?
Она наклонилась к нему, вся — страсть; белые зубы хищно сверкнули.
— Ты сумасшедшая, — ответил Маледикт. — И еще ты злоупотребляешь моим гостеприимством.
Оттолкнув Мирабель, юноша побежал прочь; мысль о том, чтобы оставить ее в своей спальне, вызывала отвращение, но не менее отвратительным было бы остаться и терпеть Ани, стремящуюся расширить свои владения за пределы его мести. Извиваясь и закручиваясь, холод окутал живот юноши; а если Ани, наскучив медлительностью Маледикта, оставит его?
И как поступить с Критосом? Пусть Маледикт был невысокого мнения о его способностях, и все же: что, если он преуспеет? Что тогда сделает Ани?
Снизу до Маледикта донесся сдержанный смех. Юноша резко остановился на пути к лестнице, подумав, что смех мог относиться к нему — возможно, это Мирабель радуется, что он позволил ей обманом выманить правду, которую не собирался открывать. Зарычав, Маледикт вернулся и стремительно заскользил вниз по черной лестнице, для равновесия касаясь почти неосвещенных стен кончиками пальцев.
* * *
Джилли оторвал взгляд от бухгалтерских книг. Это также было его обязанностью — изо дня в день составлять сметы и сверять счета. В последнее время он находил в мелочах определенное успокоение. Вот и теперь он сидел за письменным столом, залитым светом лампы, поставив длинную ногу на перекладину стула. И когда Маледикт вплыл в кабинет, словно видение в темных шелках, первое, что ощутил Джилли, было не удовольствие, а скорее разочарование.
— Разве ты не должен присутствовать на званом ужине? — спросил он.
— Вовсе нет, — отозвался Маледикт, плюхнувшись в плисовое кресло, которое обычно занимал Ворнатти. — Что ты сказал ей, Джилли?
— Ей? — переспросил Джилли.
— Мирабель, — пояснил Маледикт, нетерпеливо постукивая каблуками по резным ножкам кресла.