— Бандиты не отставали. Однажды ночью они ворвались в мою квартиру, избили меня, а потом изнасиловали. В извращенной форме тоже. Правда, при этом я несколько раз незаметно кончила. «Даем тебе неделю на продажу квартиры! — сказали они, уходя. — А если пикнешь, сучка, глотку перережем!»
На следующий день я попробовала позвонить на Кипр бывшему мужу. Ведь он, как бывший бандит, наверняка знал этих уродов и смог бы помочь или хотя бы что-то подсказать. Но он был пьяный и даже не захотел меня выслушать. «Ты сына не получишь! И забудь этот телефон! А еще раз позвонишь, мои дружки в Нижнем тебе манду на уши натянут, а в жопу бейсбольную биту засунут! Поняла?!»
Что мне оставалось? Я продала квартиру и переехала в общежитие. Вырученные деньги отдала бандитам, но они вдруг заявили, что этого мало, чтобы погасить их убытки, и заставили меня заняться проституцией…
Прошло полгода. Я втянулась. Однажды меня отвезли на загородную дачу. Каково же было мое удивление, когда на пороге меня встретил не кто иной, как Вениамин Маркович.
Первое мое желание было выцарапать ему глаза. Однако моя воля была уже настолько подавлена, что сил хватило лишь на то, чтобы бросить ему в лицо, кто он есть на самом деле. Таким матом я его обложила, что сама удивилась, откуда эти слова знаю! «Возможно, ты и права, — спокойно отвечал он, увлекая меня в дом. — Но что поделать? Ведь это моя работа. Каждый зарабатывает по-своему. Каждому свое, как было написано на воротах одного немецкого концлагеря. Бандит грабит и убивает, чиновник ворует, мент крышует, коммерсант травит население паленой водкой и некачественными продуктами. А я заставляю всю эту беззастенчивую публику поделиться со мной хотя бы малой толикой своих грязных доходов. Восстанавливаю, так сказать, равновесие. Что же в этом плохого? Разве их преступления перед обществом чем-то лучше моих? Разве Робин Гуд занимался не тем же? Ведь у честного человека нет денег на дорогие заграничные курорты». — «Ты украл мою жизнь! Из-за тебя я…» — начала было я, но он перебил. «Молчи, — сказал строго, наливая себе коньяк, — я все знаю. Я приехал за тобой. Еле тебя разыскал. Больше тебе не надо будет ютиться по углам и заниматься проституцией. Я увезу тебя в Москву! Поедешь?»
Ничто в этом городе не удерживало меня. Лишили ребенка. Отняли квартиру, превратили в жалкую шлюху. У меня даже паспорта не было. Да, этот человек был виновником моих несчастий, из-за него я оказалась на самом дне. Но теперь он протягивал руку помощи, и, честное слово, даже если бы эта рука была по локоть в крови, я все равно уцепилась бы за нее, как за брошенный тонущему человеку спасательный круг.